Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Филатьев cтр.№ 69

И всё-таки давайте приглядимся ещё разок. Самым внимательнейшим образом.

Итак, наступил апрель 1930 года. Спектакль «Баня» продолжали играть на сцене театра Всеволода Мейерхольда. На потоки критики Маяковский отреагировал спокойно. Даже более того, он продолжал пожинать бурные аплодисменты восторженной публики. До возвращения из-за границы Бриков оставалось две с половиной недели.

1 апреля из небольшого английского городка Виндзор, расположенного неподалёку от Лондона, в Москву полетела открытка, в которой Брики сообщали Маяковскому:

«Волосик!

Сам понимаешь… Крепко вас целуем.

Лиля Ося».

И в этот же самый день в Москве произошло событие, очень больно ударившее по самолюбию поэта.

Всё началось с того, что журнал «Печать и революция», откликнувшись на только что прошедшую выставку «20 лет работы», решил поздравить Маяковского с юбилеем. На специальном вкладыше, предварявшем передовую статью, был помещён портрет юбиляра и поздравительный текст.

«В.В. МАЯКОВСКОГО -

великого революционного поэта,

замечательного революционера поэтического искусства,

неутомимого поэтического соратника рабочего класса -

горячо приветствует «Печать и революция» по случаю

20-летия его творческой и общественной работы».

Ответственный секретарь редакции журнала Рудольф Юльевич Бершадский вспоминал:

«Как только в редакции был получен сигнальный экземпляр февральского номера (он опоздал значительно: это было в начале апреля), я позвонил об этом Владимиру Владимировичу и пообещал, что сразу, как получу контрольные экземпляры, первый же отправлю ему. Владимир Владимирович ответил, что предпочитает зайти в редакцию сам – хочет поблагодарить редакцию лично».

Сигнальный экземпляр журнала поступал тогда не только в редакцию, его должно было получить и ОГПУ. И о приветствии Маяковскому тотчас должен был узнать Яков Агранов. И когда в редакцию журнала поступили контрольные экземпляры, Рудольф Бершадский написал:

«Контрольные не заставили себя ждать – их доставили через несколько дней. Однако вкладки с портретом Маяковского и приветствием в них не оказалось. Зато в тот же день в редакцию пришло письмо от тогдашнего руководителя ГИЗ… Он метал громы и молнии, как „Печать и революция“ „попутчика“ Маяковского осмелилась назвать „великим революционным поэтом“, и требовал безотлагательно сообщить ему имя сотрудника, подписавшего к печати это „возмутительное приветствие“. Одновременно редакция ставилась в известность, что руководитель распорядился портрет Маяковского из тиража (а журнал был уже сброшюрован) выдрать и уничтожить…

По сведениям, которые стороной я получил ещё тогда, Владимир Владимирович об этом уничтожении своего портрета узнал немедленно».

Руководителем ГИЗа (председателем правления Государственного издательства) был тогда Артемий Багратович Халатов – его среди прочих двухсот «бород» Маяковский персонально приглашал на свою выставку.

Кто он такой? Его настоящими именем и фамилией были Арташес Халатянц. Он был ровесником Маяковского. Родился в Баку.

Биографы поэта не сомневаются в том, что письмо в редакцию журнала «Печать и революция» Халатов послал не по своей собственной инициативе.

Аркадий Ваксберг:

«…акция была слишком скандальной, слишком демонстративной, директору Госиздата явно не по зубам. Получил ли Халатов прямое указание свыше или, допущенный к „тайнам мадридского двора“, узнав новое отношение высоких властей к личности юбиляра, решил подсуетиться, – существенного значения это всё не имеет: конечно, ветры дули не из директорского кабинета Халатова, а с кремлёвско-лубянских вершин».

Скорее всего, этот «ветер с кремлёвско-лубянских вершин»

наслал на Халатова Яков Агранов, сообщив ему, что, дескать, там, на верху, есть мнение. И посоветовал (а совет Агранова звучал как приказ). И Артемий Багратович мгновенно (как Моментальников в пьесе «Баня») воскликнул:

Впрочем, к Халатову, несмотря на его весьма ответственную должность, Маяковский относился весьма иронично. Лефовец Алексей Кручёных, затевавший всякие забавные конкурсы для стихотворцев, устроил как-то игру в «шутки-перевёртыши»: предлагаемые фразы должны были звучать одинаково, как их ни читай – слева-направо или справа-налево. Среди этих шутливых фраз была и такая:

«Вот Аллах – Халатов».

Над нею все лефовцы много смеялись. Отголоски этого смеха могли долететь и до Артемия Халатова, который вполне мог решить, что пришло время отомстить шутникам.

3 апреля Литературный центр конструктивистов объявил о своём самороспуске. Но заявление об этом заканчивалось на удивление очень гордо:

«Мы знаем, что линия партии, а также линия РАППа состоит в том, чтобы вовлечь в ряды пролетариата всё лучшее для борьбы за социализм. Несмотря на все препятствия или демагогию отдельных критиков и литорганизаторов мы дорогу к пролетариату найдём».

А Маяковский в тот же день (3 апреля) отправил в Лондон телеграмму Брикам:

«Целуем любим скучаем ждём щенки».

Владимир Владимирович уже знал, что никакого приветствия в журнале «Печать и революция» не будет. Он, надо полагать, тут же задался вопросом: почему? И отправился в редакцию, чтобы узнать, что произошло. Там поэту рассказали о письме Халатова (а может быть, и прочли его). И вполне могли подарить сигнальный экземпляр, которого не коснулась экзекуция.

На этом инцидент с уничтоженным приветствием в журнале «Печать и революция» биографы завершают.

Но у этой истории есть продолжение.

Оно – в воспоминаниях литератора Александра Николаевича Тихонова, писавшего под псевдонимом Н.Серебров. В них рассказывается о встрече с Маяковским, которая произошла 4 апреля:

«В одну из таких ночей я встретил его в Москве… Столкнулись на Неглинной.

– Сто лет!.. Почему не заходите?

Пошли вместе шагать по Москве и прошагали до рассвета: то он провожал меня на Пречистенку, то я его на Лубянку…

– К чёрту! – гудел он, раздавливая американской подошвой Моховую улицу. – Довольно тыкать в меня Пушкиным!.. Надоело!.. Слава, как борода у покойника, вырастает после смерти. При жизни я её брею…

– У Пушкина – длинная. Уже столетие, как её расчёсывают… А где мой Белинский? Кто – Вяземский? Друзья?.. У меня нет друзей! А иногда такая тоска – хоть женись! Вот иду в РАПП!.. Посмотрим, кто кого! Смешно быть попутчиком, когда чувствуешь себя революцией… Я и без этих сосунков знаю всё про «живого» человека… Знаю, что уже пора революцию петь гекзаметром, как Гомер «Илиаду»… Знаю! Вот только не умею..»