— Севка, что ли? — хмыкнул Вадик, вылезая из машины. — Небось сам и позвонил, да?
Севастьян Лосев, директор клуба «Экстрим», — весьма колоритная фигура. Долговязый жилистый парень с острым носом и прической «под горшок». Руки у Севы непропорционально длинные, большие ладони, похожие на снегоуборочные лопаты, свисают до колен. Сами же колени полусогнуты и легко пружинят в суставах, так что Сева похож на поджарую обезьяну, которая готова в любую секунду сигануть с земли на ветку и умчаться, отчаянно гикая, по вершинам деревьев.
Вадик как-то попробовал себя в горнолыжном спорте, и, хотя его первым и единственным достижением стал закрытый перелом левого голеностопа, наш оператор узнал много нового и интересного о жизни и быте лыжников и «досочников». Так вот, Вадик утверждает, что Лосев в кроссовках по асфальту норовит перемещаться в стойке, характерной для опытного сноубордиста, которые сами себя называют «бандерлогами», что оправдывает сходство с вертлявыми приматами. Впрочем, Сева — личность мыслящая, высокоинтеллектуальная. Он отчетливо тяготеет к буддизму и прошлым летом заманил целую толпу друзей-приятелей на горное плато, чтобы увидеть какой-то невероятный кармически-очищающий-энергетически-насыщающий восход солнца. Я тоже была в числе приглашенных посмотреть это душеспасительное зрелище — и до сих пор не могу простить Лосеву сбитых в кровь ног и отмороженной на заиндевелых камнях пятой точки…
Забыла сказать, что волосы у Севы рыжие, как проволока в обмотке конденсатора, глаза зеленые, а рот длинный и легко растягивающийся в улыбке, по размеру и форме совпадающей с арбузной долькой. В сочетании со свободными одеждами и вязаной шапочкой это делает Лосева похожим не только на орангутанга, но и на ярмарочного Петрушку. Обычно при виде Севы люди начинают непроизвольно улыбаться.
Сегодня был другой случай. Во-первых, ситуация явно не располагала к веселью. Во-вторых, Сева специально для интервью приоделся нехарактерным образом — в классический пиджак. Похоже, пиджак был с чужого плеча. Во всяком случае, белая Севина футболка оказалась длиннее пиджака, с которым плохо сочетались просторные парусиновые бермуды и дегенеративные летние кроссовки без пяток и носков, но зато с перепоночками, как на детских босоножках.
— Снимайте от пояса и выше, — попросил Лосев, заметив, что я критично рассматриваю его карнавальный костюм.
— Можно и выше, — покладисто сказал Вадик. — Ну, я готов. Вещай!
— Микрофон я тебе не отдам. Ты будешь им дергать, а это не лыжная палка, — предупредила я Севу. — Все, я держу, можешь начинать.
— К-г-х-м! — Для начала Лосев кашлянул так громко, что Вадик, внимательно следящий за индикатором уровня звука, болезненно поморщился. — Кх-ха!
— А теперь по существу, — попросила я, стараясь смотреть только на интервьюируемого.
Оператор выставил камеру таким образом, чтобы на заднем плане за Лосевым были видны трамвайные пути, красно-черная лужа и нечто, накрытое просторным отрезом брезента. Поскольку я вынуждена была стоять к Севе лицом, эта жуткая картинка была у меня перед глазами. Честно говоря, я испытывала сильное желание зажмуриться.
— А по существу я хочу официально заявить следующее: в нашем городе появились неорганизованные любители опасных трюков и глупых развлечений, которые ведут к трагедиям, подобным той, которая произошла сегодня, — глядя прямо в объектив, строго сказал Лосев. — Мы, члены спортивного клуба «Экстрим», осуждаем дикие выходки безответственных личностей, которые не дорожат своей жизнью и душевным покоем окружающих! Все.
— Программное заявление — и только? — немного удивилась я. — А прокомментировать случившееся ты не хочешь?
— А что тут комментировать? — пожал плечами предводитель организованных бандерлогов. — Ладно, отрежете, если я скажу чего лишнего. Значит, так: какой-то придурок, которому было скучно жить, залез в люк и по системе подземных коммуникаций прошел в тоннель. Там тоже есть люк, который соорудили для улучшения водостока, чтобы в дождь не заливало рельсы.
— Все равно заливает, — буркнул Вадик, который вынужден дважды в день пользоваться именно этой трамвайной веткой.
— Да я не об этом! — досадливо махнул снегоуборочной ладонью Лосев. — Этот люк — здоровенный прямоугольный колодец — был накрыт металлической решеткой, а веселые сволочи, называющие себя диггерами, ее сковырнули.
— Зачем? — удивилась я.
— Затем, что придумали себе адреналиновую бомбу! Представь: вылезает придурок из люка посреди тоннеля. Справа — рельса, слева — рельса, прямо в лоб под уклон несется трамвай! Фары горят, звонки звенят, за стеклом — вагоновожатая с перекошенной от ужаса мордой… Тормоза скрежещут, пассажиры в вагоне валятся друг на друга, а наш безмозглый затейник прыгает и буквально перед носом у летящего трамвая заскакивает в нишу!
— Какую нишу? — не понял Вадик.
— В такую — вроде могилки, только вертикальной. Примерно два метра в длину, метр в ширину, глубиной сантиметров семьдесят, — добросовестно перечислил Сева. — В общем, вполне достаточно, чтобы спрятаться и без вреда для организма пропустить транспорт мимо.
— Ничего себе! — поежилась я.
— А что потом? — с интересом спросил Вадик.
— А потом, не дожидаясь, пока прибежит вагоновожатая с монтировкой, придурок снова шмыгает в колодец и марширует на исходную позицию, по самую маковку налитый адреналином, — злобно ответил Сева.
Он сплюнул себе под ноги, тут же извинился и оглянулся на тоннель.
— Вот только этому конкретному любителю дебильного экстрима не повезло, — закончил он. — Из люка-то он вылез, а вот в нишу не попал… Один — ноль в пользу трамвая.
Мы немного помолчали.
— Ну, я камеру выключаю? — спросил Вадик. — Сева, с тобой все?
— Все, — устало кивнул Лосев.
— Тогда я побегу делать подсъемки, — заторопился оператор.
— Только не слишком увлекайся крупными планами, — попросила я. — Особенно, если будешь снимать что-нибудь страшное. Я не хочу, чтобы наш репортаж смотрелся как ужастик.
Я и сама потом очень постаралась, чтобы наш с Вадиком репортаж об этой трагедии не пугал зрителей, а звучал как серьезное предупреждение беспечным любителям опасных развлечений. Раза три я переписывала текст, вымарывая фразу за фразой, расставляя акценты и добиваясь желаемой интонации, пока не сочла, что результат меня устраивает. Распечатав текст (компьютер, замученный моими филологическими упражнениями, облегченно вздохнул и устало завис), я побежала на монтаж. Было уже начало шестого — самое время заканчивать рабочий день, поскольку в восемнадцать ноль-ноль по московскому времени я должна принять у нянечки вахту возле Масяньки. Я рассчитывала быстренько смонтировать двухминутный сюжет и убежать домой.
Быстренько не получилось — в аппаратной видеомонтажа засел Ослик ИО. Пока мы с Вадиком снимали ЧП с трамваем, он успел сгонять к СИЗО и наснимать крупных планов зарешеченных окон, которые наш инженер видеомонтажа должен был с намеком совместить с фотографиями носорогов. Качественные снимки толстокожих гигантов в фас и в профиль Ослик ИО лично скачал из Интернета.