– Ты будешь спать в кресле.
– Очень щедро с вашей стороны, миледи. – Клим усмехнулся, многозначительно посмотрел на более чем широкую кровать.
– В кресле, – повторила она уже не так уверенно. Пожалела бедного странника? Странник ведь еще и спаситель. – Можешь взять себе подушку и плед. Чтобы было удобнее.
Спорить Клим не стал, без лишних слов перебрался в кресло. Спать он не собирался, уж больно нерасполагающие ко сну происходили в замке события. Да и за Анной не мешало бы присмотреть.
А она уснула неожиданно быстро. Устала? Разумеется, устала. Кто бы не устал, вернувшись живым с того света? Только отвернулась лицом к стене да одеяло натянула до самой макушки, так, что Климу видны были лишь разметавшиеся по подушке серебряные пряди. Все ж таки не зря он приехал в Чернокаменск, не подвела интуиция. Дела здесь творятся странные. Если не сказать страшные…
* * *
Анна проснулась так же резко, как уснула – вынырнула из сна, словно из проруби, даже вкус воды во рту почувствовала. Она села рывком, схватилась за горло, словно боясь, что воздуха может не хватить, и лишь после этого открыла глаза. Хорошо хоть не закричала, как в детстве.
Очень хотелось, чтобы события минувшей ночи оказались всего лишь дурным сном. Вот бы было чудесно! Но нет – незачем себя обманывать. Вот Туманов развалился в кресле, спит, вытянув длинные ноги, скрестив на груди руки. Во сне он выглядит вполне безобидным, даже милым, но Анна-то знает правду. Туманов не милый и уж точно не безобидный. Наверное, ей очень повезло, что он на ее стороне. Если, конечно, он на ее стороне, потому что такие, как Клим Туманов, чаще всего сами по себе, жизнь ведут странную, обычным людям непонятную.
Что там про него говорили? Повеса, кутила, дамский угодник, разгильдяй?.. Анна была готова поверить почти во все, если бы прошлым вечером не увидела его спину…
Да, она обманула, когда Туманов переодевался, не стала отворачиваться. Вернее, отвернулась, но лишь когда он, не особо заботясь о ее чувствах, принялся стаскивать мокрые брюки. Но спину его она разглядеть успела. И спина эта была вся в шрамах. Шрамы такие бывают после ранений. Где разгильдяй и повеса мог получить ранение, да еще такое серьезное? Куда занесла его беспутная жизнь? И была ли его жизнь такой уж беспутной?
О том, что Клим Туманов спас ее от верной смерти, Анна помнила четко и помнить собиралась до конца своих дней. Никто даже не попытался, а он, чужой, насмешливый человек, бросился за ней в озеро. И спас. А потом задавал вопросы о том, кого она подозревает, кто мог желать ей смерти. Настойчиво расспрашивал, словно бы для него это было так же важно, как и для самой Анны. А она и в самом деле не понимала. Не успела заметить того – или ту? – кто столкнул ее с башни. Не могла понять за что.
Будь она девушкой серьезной и здравомыслящей, собрала бы вещи и уехала в Петербург к родным. Или на Черное море к друзьям. Но она не была здравомыслящей, теперь докопаться до правды ей хотелось еще сильнее.
Тихонько, чтобы не разбудить Туманова, Анна выбралась из постели, на цыпочках подошла к зеркалу, посмотрела на свое отражение. Одна-единственная ночь изменила ее почти до неузнаваемости. Волосы приобрели странный оттенок, словно бы золотые нити переплели с серебряными. Красиво ли это было, Анна не знала. Как не знала она, как расценивать тот факт, что ее глаза теперь не просто серые, а серые с серебряной искрой. Пожалуй, сейчас она в самом деле стала похожа на свою маму, но причину таких перемен понять не могла. Все, что случилось с ней прошлым вечером, очень странно…
– …Несколько неожиданные метаморфозы. Правда?
От голоса Туманова она вздрогнула, отшатнулась от зеркала.
Он стоял в шаге от нее и улыбался привычной своей ехидной ухмылкой.
– Надо признать, что вода Стражевого озера обладает некоторыми чудесными свойствами.
– Туманов, прекратите подкрадываться!
– Мы же, помнится, перешли на «ты». – Он разглядывал ее настойчиво и бесцеремонно. Минувшей ночью он был куда тактичнее. – А купание в озере определенно пошло тебе на пользу. Ты стала такой… – Он прищелкнул пальцами, подбирая верное слово, – такой яркой. И это не метафора.
– Сочту за комплимент.
Анна только сейчас вспомнила, что платье на ней с чужого, даже не барского плеча. И в платье этом она выглядит как кухарка. Не эти ли метаморфозы имеет в виду Туманов?
– Это и есть комплимент.
Кстати, сам Туманов выглядел не многим лучше – взъерошенный, с синими кругами под глазами. Плохо спалось в кресле?
– Ну, ты подумала?
– О чем?
– О том, кто мог желать тебе смерти?
Какое очаровательное начало дня! Вместо пожелания доброго утра – расспросы о несостоявшемся убийстве.
Ответить Анна не успела, в приоткрытое окно их комнаты ворвались звуки, с добрым утром никак не вяжущиеся. Туманов ее опередил, в два шага оказался у окна, широкой своей спиной загородил весь обзор.
– Что там? – спросила Анна, стараясь из-за спины этой выглянуть.
– Оставайся в комнате, – велел Туманов таким тоном, что она тут же возразила.
– Я с тобой, – сказала решительно и так же решительно взяла Туманова за руку. Чтобы не сбежал.
Он посмотрел на нее рассеянно, а потом сказал:
– Ладно, может, так даже лучше. Только держись рядом.
– Хорошо, – сказала Анна и руку убрала.
Оказывается, проснулись они с первыми петухами. Если, конечно, на острове вообще водились петухи. Воздух был еще по-ночному свежим и влажным, туман стелился под ногами, укутывал остров грязно-серой кисеей. Клим шел быстро, Анне приходилось почти бежать. Они шли на звук. Звук этот был странный – не то вой, не то клекот, от которого в жилах стыла кровь.
Остановился Туманов внезапно, привычным уже жестом задвинул Анну за свою спину, и она так же привычно не послушалась, встала рядом. В первое мгновение она не увидела ничего, кроме движущихся в тумане теней, а потом словно кто-то сдернул полупрозрачный полог, обнажая происходящее во всей его жуткой натуралистичности. Сначала Анна увидела Матрену Павловну, но узнала ее не сразу. Простоволосая, в накинутом поверх ночной сорочки парчовом халате, она не была похожа на себя прежнюю, степенную. И вела себя не так, как прежде. С тихим воем, перемежаемым ругательствами, Матрена Павловна Кутасова бросалась на молчаливого рыжеволосого верзилу. Верзила стоял, по-обезьяньи свесив вдоль туловища длинные руки, и даже не пытался уворачиваться от сыплющихся на него тычков и затрещин. Рубаха его была в бурых пятнах, от одного вида которых Анну замутило.
А позади верзилы на черных камнях, вытянувшись в струнку, лежал Анатоль. Мертвый Анатоль. В том, что он мертв, не было никакого сомнения, не может человек жить с перерезанным горлом.
– Убийца! Ирод! – Матрена Павловна давно уже сорвала голос и сейчас не кричала, а клекотала по-птичьи. – Анатоля, мальчика моего, убил… Ты погоди… погоди у меня! Я с тобой разберусь…