Итак, она собиралась спасти себя и мужа, но все еще не представляла как. Войдя в кабинет, Татьяна попыталась собраться с мыслями и, не подавая виду, села за свой стол. Прежде всего она решила еще раз проверить документ: «Вдруг мне почудилось? Вдруг в этом списке был вовсе не мой муж?»
Нет-нет, все верно. В румынском плену оказался именно он, именно Алексей.
Времени на размышления не было. Решение следовало принять немедленно. Первым делом она перевела письмо Красного Креста, затем взялась за фамилии. Обычно Татьяна справлялась с документами гораздо быстрее, но здесь совершенно понятная сила тормозила ее. Спустя два с половиной часа она все же добралась до него, добралась до Леши.
«Что, если они не станут никого разыскивать? Все-таки война… Разве есть сейчас время бороться с собственными гражданами? Зачем преследовать нас, если враг наступает? Так… ладно… успокойся… думай… думай… думай объективно… Война войной, но у этих ребят свои дела… Давай представим, что список все-таки попадет к ним… Выходит, нужно вносить правки… Если же они поймут, что я исправила документ – расстреляют без промедлений, как пить дать! Быть может, мне самой им все рассказать? Что, если мне заявиться с чистосердечным признанием? Может, тогда они не тронут меня? Возможно, я смогу с ними договориться? Они смогут ставить меня в пример. Скажут: вот, смотрите, настоящая коммунистка – она узнала, что муж ее – враг народа, и отказалась от него! Хорошая история для пропаганды, разве нет? Если я пойду на сделку с совестью, то, во всяком случае, смогу позаботиться об Аське. Я скажу, что не хочу знать врага народа. Да, я так и скажу. Товарищи, простите нашу семью! Быть может, мне подать на развод? Пока все не вскрылось, написать заявление немедля? Уверена, Леша бы меня понял. Я спасаю Асю, а не себя. Нет сомнений – он бы и сам так поступил. Лешка любит меня… он не стал бы нас винить… Впрочем, нет… Нет, нет, нет! Все это путь в никуда… Как только они узнают, что муж сотрудницы, у которой есть доступ к секретным документам, перешел на сторону врага, тотчас арестуют и меня. Беда… Беда… Беда…»
– Почему вы замолчали?
– А?
– Я говорю, почему вы замолчали? Что вы сделали?
– В смысле?
– Что вы сделали с документом?!
– А… не помню…
– Что значит, не помните?! Вы же мне сейчас в мельчайших подробностях рассказывали обо всем!
– Да шучу я, Саша, шучу… Смешно же, правда? Когда же мне еще шутить, как не сейчас? Веселая ведь история, да? Включишь телевизор, так показывают людей, которые будто бы ностальгируют по тем временам. Плохо многим живется без страха… Что я сделала? А что я могла сделать? А что бы вы сделали на моем месте?
– Не знаю, мне сложно так сразу ответить.
– Сложно так сразу ответить… Вот и мне было сложно. Еще утром я была обыкновенной советской женщиной без претензий к самой себе. Совесть моя была чиста. Я прожила честную жизнь, никогда никого не обманывала и не предавала… Теперь же, в полдень серого и холодного дня, судьба предлагала мне решить непростую задачу… Как там в песне? Как же быть? Как быть… отпустить тебя или забыть, не могу я это сделать, не могу…
– Там песня не про это…
– Не про это… да… вы правы… не про это… Что я сделала? Я сделала то, о чем жалела всю жизнь…
+
* * *
Она сидела за своим столом и смотрела на фамилию мужа. В румынских карточках фамилия была – в переведенном на русский язык документе еще нет. Пришло время действовать. Вписать в русский список данные мужа означало сохранить честь, но рискнуть, поставив под удар не только себя, но и дочь. Не вписывать? В этом случае появлялась возможность избежать ареста, но Татьяна Алексеевна боялась, что в НКВД заметят.
– Представьте себе человека, который играет в шахматы сам с собой и записывает все ходы. В вашей комнате больше никого нет, и, играя за черных, вы крадете с доски всего одну белую пешку. Как вы поступите? Станете ли документировать воровство? Как это могло произойти? Пешка была, и вдруг ее нет. Быть может, никто и не заметит? Кому какое дело до обыкновенной шахматной партии?
– Так что же вы сделали?
– Что я сделала?.. что я сделала… я подставила другого человека…
– Как?
– Очень просто. Я поставила одну фигуру на две клетки…
Когда очередь дошла до Алексея, Татьяна еще раз перепечатала предыдущую фамилию. Теперь за номерами 567 и 568 шел один и тот же солдат, но не Леша, не ее муж. После Павкина должен был идти Павков, но, повторив фамилию неизвестного ей солдата, Татьяна Алексеевна не внесла в список собственного мужа.
Соседка прерывает рассказ. Сделав глоток чая, она переводит взгляд с чашки в мою сторону:
– Я знаю, о чем вы сейчас думаете. Думаете: как же она могла так поступить? Почему не вычеркнула других, а спасла только себя? Почему не переписала весь список? Много лет спустя я подумала, что действительно могла бы так поступить. Быть может, мне и вправду следовало исковеркать все две тысячи фамилий… В этом случае я бы на некоторое время запутала ищеек, впрочем, совсем скоро они бы все равно вышли и на меня, и на всех остальных… Так что нет, не было бы в этом поступке никакого геройства и смысла…
Впрочем, что уж теперь об этом говорить? Я же все равно так не поступила… Струсила? Безусловно, да. Я и не оправдываю себя. В тот день я поступила подло, я понимаю это, но, поверьте, жизнь довольно сурово наказала меня…
Она не знала, кем был тот солдат. Не знала. Татьяна Алексеевна понимала, что это такой же советский гражданин, как и муж, такой же раненый, с той лишь разницей, что в списке он стоял на одну строчку выше, а потому теперь стоял дважды. Вот и все! Вот, собственно, и все. Она не знала этого парня, но пускала по следу его семьи две своры.
– Я решила, что повтор этот в НКВД сочтут обыкновенной опечаткой. К тому же, если они действительно собирались посадить всех жен, им предстояло выполнить большую работу, найти и арестовать несколько тысяч женщин. Вряд ли, рассудила я, товарищи будут обременять себя такими мелочами, как одна человеческая судьба…
Сдав документы, она пообещала себе, что будет жить прежней жизнью. «Ничего не случилось, – повторяла она, – ничего ровным счетом не произошло». Опечатка. Скорее всего, машинистка засмотрелась и напечатала эту фамилию дважды. Надо позвонить в НКИД, сказать, чтоб они ее там отшлепали.
– Я была уверена, что справлюсь. Я верила, что найду в себе силы, а постоянно сваливающиеся на меня документы отвлекут меня. Допечатав список, я сдала его. И в русской версии, которая по моим расчетам должна была отправиться в НКВД, Алексея больше не было.
+
* * *
Международный Комитет Красного Креста
с искренним сожалением извещает Вас,
что солдат Р.К. Красной Армии