Смерть длиною в двадцать лет - читать онлайн книгу. Автор: Ариэль С. Уинтер cтр.№ 35

– Ужинаешь ты сегодня у нас, – решительно заявил Летро, захлопнув дверцу машины. – Моя жена в ужас пришла от того, что из-за всех этих чертовых событий я заставляю тебя ужинать в одиночестве.

Пеллетер подошел к нему, обойдя машину спереди.

– Я еще ни разу тут не ел в одиночестве. Люди как-то вычисляют мой маршрут и ходят за мной по пятам.

Летро покачал головой. Вид у него был изнуренный, складки на лбу стали глубже, щеки опали, уголки глаз опустились.

– А ты правда считаешь, что скоро все это разрешится? Потому что я, например, этого пока не вижу.

– Думаю, отчасти да. Утром узнаем, прав ли я.

Летро пытался безуспешно что-нибудь угадать по лицу Пеллетера, потом со вздохом положил руку ему на плечо.

– Ну так как насчет ужина?

– Нет, спасибо. Тебе и твоей жене. Но я сейчас хочу немножко пройтись.

Летро покачал головой.

– Только прибавляешь мне проблем. – Он рассмеялся, но смех получился натужный. Понимающе кивнув, он убрал руку с плеча Пеллетера и замялся, словно хотел сказать что-то еще, потом снова молча кивнул и поднялся по ступенькам. Уже на пороге полицейского участка он обернулся. – Ну тогда с нетерпением буду ждать утра! – И он скрылся за дверью.

Перед тем как вернуться в отель, Пеллетеру нужно было кое-что проверить. Он побрел по улице, удаляясь от площади.

Темные дома сонно подмигивали огнями светящихся окон. Казалось, ничто не могло нарушить безмятежного покоя Вераржана. Яркий фонарь над входом в городскую больницу даже казался лишним и каким-то неуместным.

Больница располагалась в одноэтажном здании, выстроенном когда-то на самой окраине, давным-давно уже ставшей полноправной частью города. По простой и очень функциональной наружности здания сразу становилось ясно, что в нем находится учреждение.

Дежурная медсестра за столом у входа читала свежий спецвыпуск «Вераржан Веритэ». В глаза бросался крупный заголовок на первой странице: «УБИЙСТВО!», и это означало, что Розенкранц был, должно быть, более чем убедителен, когда увещевал Сервьера не упоминать имени его жены на страницах газеты.

– Чем могу помочь? – спросила у Пеллетера медсестра, отрываясь от газеты.

– Я – инспектор Пеллетер. Хочу заглянуть к вам в морг.

– У нас нет морга как такового. Только склад общего назначения в дальнем конце здания. Но на этой неделе он действительно прямо забит мертвыми телами… Вот, пожалуйста, пройдите в ту дверь… Там мужская палата… В конце ее будет дверь в коридор… А в коридоре самая первая дверь – это и есть склад.

В палате стояли двенадцать коек, разделенных проходом – по шесть вдоль каждой продольной стены. Наружную стену занимали окна, а противоположная стена служила перегородкой, отделявшей мужскую палату от женской. Перегородка эта даже не доходила до потолка.

Из двенадцати коек заняты были только восемь, на двух спали дети. Пеллетер остановился и посмотрел на мальчиков мадам Перро. Ему показалось забавным, как два таких маленьких карапуза сумели поставить на уши весь город. И еще инспектор невольно поймал себя на мысли о том, какая участь могла ждать этих ребятишек, если бы его недавние опасения подтвердились и они действительно угодили бы в лапы Мауссье. Он в задумчивости отвернулся. По проходу другая медсестра катила тележку с ужином для пациентов. Пеллетер вышел из палаты через нужную ему дверь и оказался в коридоре.

Здесь он взялся за дверную ручку импровизированного морга, и первым, что он увидел с порога, было заплаканное испуганное лицо, глаза, глядевшие на него поверх укрытого простыней мертвого тела на каталке.

– Надеюсь, вы ели что-нибудь с тех пор, как мы с вами последний раз виделись? – спросил Пеллетер у мадам Розенкранц.

Она опустила голову, снова приняв позу, в которой, несомненно, провела последние три дня – сгорбленные плечи, руки, молитвенно сложенные на коленях. Поза искренней, неподдельной скорби.

– Да. Медсестры кормят меня.

Пеллетер взял себе другой стул и, поставив его возле порога, сел на него верхом, положив локти на спинку. В сторонке стояли составленные друг на друга в два штабеля пять гробов, наполнявшие комнату запахом разложения.

– Ваш муж очень переживает из-за вашего исчезновения.

– Но вы же знали, где я? – проговорила она, не поднимая головы.

– Да.

– И не сказали ему?

Пеллетер промолчал.

– Ребенком я предпочитала говорить людям, что мои родители умерли… Это было легче, чем признаваться, что мой отец сидит в тюрьме… Я не виделась с ним и не хотела иметь ничего общего, поэтому для меня он считался как бы мертвым, и я постепенно привыкла к этой мысли, забыв, что это неправда. А вспоминая об этом иногда, я сама будто бы даже поражалась тому, что он на самом деле жив. Я начинала думать об этом, твердить себе, что мой отец живой, но мне в это почему-то не верилось. Потому что я уже сама поверила в свою ложь.

Она произносила слова как будто автоматически. В них не слышалось ни той самоуверенности, ни той кротости, ни тех эмоций, ни тех конфликтующих в ее душе настроений, свидетелями коих Пеллетер был за ужином три дня назад. Лицо ее было бледным, а голос заунывно-ровным и безжизненным.

– Я даже не рассказывала мужу правды до нашего переезда в Вераржан, а мы к тому моменту были знакомы уже больше года. Переехать в Вераржан была его идея. Городок маленький, тихий, спокойный, есть железнодорожное сообщение, но больше ничего, никаких людских толп, вот муж и решил, что это будет идеальное место для жизни и здесь ему никто не помешает работать. И я пошла на это, поскольку не сильно ощущала свое родство с отцом. Мне тогда казалось: какая разница, буду я от него за двадцать миль или за сто? Поэтому я ни о чем таком не говорила мужу, пока мы не купили здесь дом. Но даже тогда я только сказала ему, что мой отец отбывает тюремный срок, но не уточняла, что он сидит в Мальниво.

Она сейчас произносила эти слова, сидя над мертвым телом отца, словно говорила о ком-то другом.

– Как уже сказала вам, я считаю, что мой отец убил мою мать, и это чистая правда. И я не питала к нему ненависти. И это тоже чистая правда… Когда я была маленькая, он учил меня разбирать и собирать его наручные часы. Мать говорила ему, что это занятие для мальчиков, а не для девочек, но он заявлял, что ему плевать и его дочь может заниматься чем хочет. Он клал часы на стол, доставал свои инструменты и показывал мне, винтик за винтиком, пружинка за пружинкой, из чего они состоят. Доставал из бронзового корпуса все эти крошечные детальки и складывал их в кучку на скатерть. А я не понимала, как эти крохотные металлические штучки могут целыми днями отсчитывать секунды. Я думала, что они и содержат в себе время, но, когда они были разобраны, время шло так же, а потом, когда они были собраны, оно тоже шло своим чередом. И я не видела разницы. Нет, видела ее только в те моменты, когда он закручивал все винтики до последнего и заводил часы. Секундная стрелка начинала бежать, и тогда мне казалось, что мы с ним только что запустили бег целого мира заново… Он так терпеливо возился со мной в те времена. А ведь он совсем не был терпеливым человеком. Был скор на руку, матери тумаки и оплеухи раздавал, чуть что не так…