– Приберись тут и смотри, чтобы все было хорошо спрятано, – распорядилась она. И когда А Сам небрежно сгребла в охапку бальное платье и юбки, она больно ущипнула ее за щеку. – Не помни их, сладкоречивая потаскуха. Они стоят целое состояние. Лим Динь! – пронзительно выкрикнула она. – Быстро приготовь Отцу ванну и проследи, чтобы чистая одежда для него была аккуратно сложена, да не забудь ничего. Ах да, смотри, чтобы ванна была горячей, если не хочешь нажить неприятностей. Положи новый кусок душистого мыла.
– Да, Мать.
– И берегись. Похоже, что гнев Отца ступает впереди него!
– Ох-ко!
– Вот тебе и ох-ко! Все должно быть готово к приходу Отца, или вы оба отведаете кнута. И если что-нибудь помешает моему плану, вас обоих ждут тиски для пальцев, и я сама буду пороть вас до тех пор, пока у вас глаза не вывалятся. Убирайтесь!
А Сам и Лим Динь бросились исполнять ее приказания. Мэй-мэй прошла в свою спальню и спрятала все следы своей работы. Она взяла флакон духов, открыла его, коснулась пробкой за ушами и постаралась успокоиться. О Господи, думала она, мне совсем не нужно, чтобы он был в плохом настроении сегодня вечером.
Струан раздраженно приблизился к воротам в высокой стене. Он протянул было руку к дверной ручке, но дверь распахнулась сама собой, и он увидел сияющего Лим Диня, который приветствовал его низким поклоном:
– Класивый этот закат есть, хейа, масса?
Струан лишь что-то угрюмо буркнул в ответ.
Лим Динь запер ворота и стремглав бросился к парадной двери дома, где улыбнулся еще шире и поклонился еще ниже.
Струан механически взглянул на корабельный барометр, висевший на стене в холле. Барометр был укреплен на шарнире, и тонкий, заключенный в стекло столбик ртути показывал успокоительные 29,8 дюйма, «ясно».
Лим Динь мягко прикрыл входную дверь, засеменил по коридору впереди Струана и открыл дверь в спальню. Струан вошел в комнату, пинком захлопнул дверь и запер ее на засов. Лим Динь выпучил глаза, постоял несколько секунд, приходя в себя, затем исчез на кухне.
– Сегодня кто-то получит порку, – тревожно прошептал он А Сам. – Это так же неизбежно, как смерть и вымогательство.
– Можешь не беспокоиться из-за нашего варварского дьявола-Отца, – зашептала в ответ А Сам. – Я готова поспорить на твое жалованье за следующую неделю, что через час он у Матери заворкует, как голубок.
– Идет!
У двери появилась Мэй-мэй.
– О чем это вы тут шептались, бездомные шелудивые собаки и нерадивые рабы? – прошипела она.
– Мы просто молились, чтобы Отец не рассердился на нашу бедную, дорогую, прекрасную Мать, – ответила А Сам, захлопав ресницами.
– Тогда пошевеливайся, льстивая шлюха. За каждое грубое слово, которое он мне скажет, ты получишь щипок!
Струан стоял посреди комнаты, не сводя глаз с грязного носового платка, завязанного в тяжелый узел, который он достал из кармана. Гром и молния, что же мне теперь делать?! – спрашивал он себя.
После поединка он показал князю его новые апартаменты на «Отдыхающем облаке». Оставаясь с О́рловом наедине, он с облегчением узнал, что тому без всякого труда удалось покопаться в багаже великого князя.
– Только бумаг там никаких не оказалось, – сказал О́рлов. – Я нашел небольшую запертую шкатулку, но вы распорядились ничего не ломать, поэтому я оставил ее как есть. Времени у меня было достаточно – ребята постоянно находили для слуг какое-нибудь занятие.
– Спасибо. Теперь слушай, никому об этом ни слова.
– Ты за дурака меня принимаешь! – возмутился О́рлов, сочтя свое самолюбие уязвленным. – Кстати, миссис Квэнс и все пятеро детей размещены на малом плавучем складе. Я сказал ей, что Квэнс в Макао и должен появиться завтра с полуденным приливом. Ох и пришлось же мне попотеть, пока я отвязался от нее с ее расспросами. Она способна исторгнуть ответ даже из морской раковины.
Струан расстался с О́рловом и направился в каюту мальчиков. Детей помыли и переодели во все новое. Вольфганг по-прежнему был с ними, и они не боялись его. Струан сказал им, что завтра они отправятся с ним в Кантон, где он определит их на корабль, отплывающий в Англию.
– Ваша честь, – произнес вдруг английский мальчик, когда Струан уже собрался уходить, – можно мне сказать вам что-то? Наедине чтобы?
– Да, – кивнул Струан и отвел его в другую каюту.
– Мой папа велел передать вам вот это, ваша милость, и никому не говорить, ни мистеру У Паку, ни даже Берту. – Фред дрожащими пальцами развязал узелок, все еще болтавшийся на палке, и разложил тряпицу на столе. В ней оказались небольшой нож, тряпичная собачонка и носовой платок, завязанный в еще один основательный узел. Он нервно протянул платок Струану и, к удивлению шотландца, повернулся спиной и зажмурил глаза.
– Что это ты делаешь, Фред?
– Папа сказал, что я не должен смотреть. И чтобы повернулся спиной, ваша милость, и не видел ничего, – объяснил Фред, еще плотнее сжав веки.
Струан развязал платок и, разинув рот, уставился на его содержимое: рубиновые серьги, алмазные подвески, кольца, усыпанные бриллиантами, крупная брошь с изумрудами и множество сломанных, погнутых золотых пряжек с алмазами и сапфирами. На сорок – пятьдесят тысяч фунтов. Пиратская добыча.
– Что он хотел, чтобы я с этим сделал?
– Можно мне открыть глаза, ваша милость? Только чтобы я не видел.
Струан опять завязал платок и спрятал его в карман сюртука:
– Да. А теперь скажи мне, что твой папа хотел, чтобы я с этим сделал?
– Он сказал, что это мое… я слово забыл. Оно было… было как-то вроде намс… наст… – Глаза Фреда наполнились слезами. – Я был хорошим мальчиком, ваша милость, но я забыл.
Струан присел перед ним на корточки и твердо, по-отечески взял за плечи:
– Не нужно плакать, дружок. Давай-ка подумаем вместе. Это было «наследство»?
Мальчик поднял на Струана широко раскрывшиеся глаза, словно тот был волшебником.
– Да. Настледство. А вы как узнали?
– Не нужно плакать. Ты же мужчина. Не плачь.
– А что такое настледство?
– Это подарок – обычно деньги – отца сыну.
Фред долго обдумывал его слова. Потом спросил:
– Почему мой папа сказал не говорить братцу Берту?
– Даже не представляю.
– Что, ваша милость? – переспросил мальчуган.
– Может быть, потому, что он хотел подарить его тебе, а не Берту.
– А может настледство быть сразу для многих сыновей?
– Может.
– А можем мы с братцем Бертом поделить это настледство, если получим такое?
– Да. Если получите, сможете.