Утоли мои печали - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Алюшина cтр.№ 36

Похоже, что оставлять его в недоумении и исчезать уже входит у нее в привычку!

Он хмыкнул, покачал головой и решил, что пора осмотреть дом и… и окончательно справиться со своими демонами, зайдя, наконец, в кабинет деда.

Вспомнить все и побыть там с ним. Наедине.

До ужина Григорий не видел ни бабушку, ни Марьяну, поспешившую уйти сразу после недолгого разговора с Глафирой Сергеевной. Ходил по дому, сделал поразившие его открытия – например, то, что практически в каждой комнате висели на стенах в дорогих рамках фотографии, которые он пересылал бабуле на компьютер в течение всех этих лет. В основном панорамные, но кое-где и с его присутствием на каком-нибудь потрясающем фоне природы.

Удивиться-то удивился, но честно – было приятно, даже что-то сжалось тихонько в груди, так он расчувствовался вниманию бабули к его увлечению. Хоть Вершинин и не был профессионалом, но как каждый нормальный мужчина стремился во всем, за что брался, быть первым, ну пусть не первым, но достойным, может, не всегда и осознанно, на уровне инстинктов. А сейчас смотрел развешанные в комнатах фото, некоторые так совсем давние, еще с Камчатки, с первых его проб снимать профессиональной аппаратурой, и честно признавался самому себе, что ему нравятся его работы.

Да, здорово сделано-то!

А еще он увидел на стенах несколько новых полотен в рамах. Сначала ему показалось, что картины, еще удивился: на какие деньги бабуля могла их приобрести, а присмотревшись, удивился еще больше – это оказались тканевые картины и гобелены. Удивительные работы – очень тонкие, до мельчайших деталей, до еле уловимых полутонов красок.

Поразился – честно, никогда бы не подумал, что можно сделать столь филигранную тканую работу. И красота, между прочим, настоящее искусство, ведь передана и атмосфера, и некое особое состояние, и энергия, присущие только настоящим произведениям искусства.

А потом состоялся ужин, на котором отсутствовала девушка Марьяна, а Глафира Сергеевна была задумчива и растерянна, напряженно думая о чем-то своем. Зато вместо Марьяны, которую отчего-то Григорий ждал, пришел сосед Роман Борисович.

Интереснейший человек – профессор, доктор филологических наук, бросивший несколько лет назад науку, преподавание и работу и перебравшийся из Москвы в поселок на постоянное жительство.

– Вы спросите меня, молодой человек, как такое возможно, – обращался он во время ужина к Григорию, – бросить науку, преподавание и все, чему посвятил всю жизнь. А я скажу вам: еще как можно! Те же мои философы и надоумили. Кстати, многие из которых так и поступали: забирались на старости в какую-нибудь глушь непролазную и между делом и со скуки смертной писали свои лучшие труды, выверяя каждую мысль месяцами. Годами писали от той же скуки. А мне что, сиди теперь да читай их в удовольствие и для развития мозговой деятельности.

Гриша слушал и не слушал одновременно, и в полемику не вступал, во-первых, потому что философия не его конек – тут бы со своими проблемами разобраться, куда уж там про человечество и его предназначение размышлять, а во-вторых, потому что ему в этот момент было удивительно хорошо – он снова находился в любимом доме и чувствовал, как ему тут тепло и уютно, словно дом снова принял его в свое лоно, приголубил, убаюкал и пригрел под своим крылом.

После ужина Глафира Сергеевна несколько оживилась, отложив, видимо, на время тяжелые мысли или что-то таки решив, и предложила гостю и Жене поиграть в карты, и в это время у нее зазвонил телефон. Она ответила, послушала и передала трубку Григорию:

– Это тебя.

– Меня? – немного удивился тот, принимая у нее трубку. – Да?

– Это Марьяна, – представилась девушка. – Я не знаю твоего номера, вот и звоню Глафире Сергеевне. Если не передумал насчет экскурсии, то милости прошу.

– С удовольствием, – улыбнулся он.

– Иди, иди, – забирая у него телефон, довольно напутствовала внука бабушка. – У вас дело молодое, а мы, старики, в картишки порубимся.

Марьяна встречала его на ступеньках веранды своего дома, одетая в интересное платье: нечто этническое, Григорий в этом ни фига не разбирался, но то, что в наряде присутствуют древнерусские мотивы, не сомневался, к тому же она казалась в нем загадочной, строгой и почему-то недоступной, как мерцающая греза.

– Привет, – поздоровалась она и, отступив, пригласила, поддержав приглашение жестом руки: – Проходи.

Первое, что бросилось в глаза Григорию, когда он вошел в дом, это его фотоработы, в таких же рамках, как и в усадьбе, развешанные по стенам большой просторной прихожей. Он даже оторопел слегка – вот уж чего не ожидал, так такого. На это, что ли, бабушка намекала, обещая, что он удивится.

– Тебе нравятся мои фотографии? – спросил он, неосознанно слегка напрягаясь, как любой нормальный человек, ожидающий оценки своего дела.

– Ну, конечно, нравятся. Иначе я бы не развешивала их по стенам, – улыбнулась Марьяна и объяснила: – Я обратила внимание, что Глафира Сергеевна частенько просматривает твои снимки, вот и предложила однажды распечатать те кадры, которые ей особо нравятся, и развесить. А она так обрадовалась, вдохновилась. И мы просидели неделю, наверное, отбирая снимки. А потом перекинули их на мой ноутбук, он помощней, я сходила в студию и распечатала. И для себя тоже, – и пролила елей на его нервы: – У тебя совершенно потрясающие снимки, места удивительнейшей красоты, и снял ты их гениально, прямо чувствуется энергия природы и настроение самого фотографа. Вот эта, например, – она указала на одну из фотографий на стене.

– Это Сахалин, – посмотрел он на работу.

– Да, я знаю, – кивнула она и позвала дальше: – Идем в комнату. Ты не удивляйся, но мне многое о тебе известно: основная тема жизни и интересов Глафиры Сергеевны – это ты.

– Понятно, – кивнул Вершинин. – Разведка все доносит… – и вдруг на полуслове позабыл фразу, не договорив, увидев, что находится в комнате, и спросил с большим интересом: – Это что такое?

– А это и есть та самая мануфактура, как ее называет твоя бабушка, – весело пояснила Марьяна. – Ткацкие станки. Вот этот, – она подошла и положила ладошку на большой деревянный агрегат, – для тканей более грубой выделки из льна, шерсти, грубого хлопка, иногда и конопли для посконного полотна. Кросны, так в старину называли ткацкий станок. У меня он большой, традиционно же пользуются более компактным. Он полностью сделан по древним образцам и в точности такой, какой использовали многие века и тысячелетия на Руси. А этот, – она подошла ко второму станку, более современного вида, – этот для тканей из тонких нитей, шелка, хлопка, батиста, и он уже современный. Вот этот маленький, – она взяла со стола, что стоял у окна, небольшой переносной ручной станок, – на этом тку традиционные русские пояса и тесьму, которой отделывается вся одежда. И не только она. А вот этот станочек, – она показала еще один странного вида небольшой станок, – использую для ткачества бисером.

– О-бал-деть! – высказал свои чувства потрясенный Вершинин. – Так ты что, ткачиха, что ли?