Крузо - читать онлайн книгу. Автор: Лутц Зайлер cтр.№ 99

Помещение было очень большое, похожее на заводской цех. В некотором отдалении над стеллажами возвышалась кабинка, напоминающая каюту катера, ярко освещенная. Минуту-другую мы молча шли между стеллажами, и я успокоился. Черные коробки-кассеты из прочного картона, на каждой указан год. Как у выдвижных ящиков, у всех на передней стенке металлическая ручка или серая матерчатая петля, в каждом отделении стоят друг над другом две-три такие, и я снова ощутил потребность протянуть руку. Консультант оглянулся и подозвал меня к себе.

Возле каюты он сразу свернул в полумрак и исчез. А передо мной, точно по волшебству, вырос человек, который тотчас назвал свое имя и попросил меня следовать за ним. Он был в тонком коричневом халате, из нагрудного кармана которого выглядывали очечник и вольтметр, инструмент, знакомый мне по отцовскому набору.

Понятия не имею, откуда вдруг появился Анри Мадсен (Анри или Хендрик, напряжение было попросту слишком велико, чтобы четко понимать все), может, он все время находился среди стеллажей, может, стоял там затаясь и ждал нашего прихода.

Сперва деревянная лесенка с перилами. Кабина оказалась куда просторнее, чем я думал. Под окнами – длинный письменный стол, похожий на верстак, собственно, это и был верстак. Две рабочие лампы и компьютерный монитор. Однако лежали там и инструменты, хорошие, чистые инструменты, всевозможные плоскогубцы, гаечные ключи, дрель, немного проволоки. В глубине виднелось еще одно помещение, поменьше, неосвещенное; его каюта, подумал я, нелепая мысль.

Анри был мужчина крупный, фигура как у пожилого боксера-тяжеловеса, наверно, потянет килограммов на сто с лишним. Он предложил мне табурет у верстака и спросил, из каких я краев. Поскольку сердце у меня колотилось прямо в горле, я сперва не заметил, что по-немецки он говорит без акцента. Когда я ответил, он только кивнул.

– В сорок пятом мои бабушка и мама, которая тогда, конечно, была еще ребенком, бежали из Германии. На одном из последних пароходов, из Восточной Пруссии в Копенгаген. Многие беженцы умерли здесь, после войны, в первую очередь дети. Некоторые похоронены на военных кладбищах, с именем и датой, где возможно, – год, два года, несколько месяцев от роду. Вы найдете эти могилы там, где побывали немецкие солдаты, фактически по всему свету. Немецкий союз по уходу за военными захоронениями, господин Бендлер, означает много денег и хорошие договоры… ваши умершие могут только мечтать об этом, верно?

Я знать не знал, что Мадсен думает обо мне, как меня оценивает и что ему известно о моих мотивах. Он не улыбался, лицо оставалось замкнутым. Тем не менее я сразу проникся к нему доверием, возможно, из-за инструментов, он ведь работал с инструментом. А он без малейших колебаний заговорил. Словно давным-давно уяснил себе, как должны пройти ближайшие часы.

Его семья (немецкая ветвь, так продолжал Анри) состоит в дальнем родстве с Фридрихом фон Харденбергом. Его собственные предки тоже некогда работали в горнодобывающей промышленности, как и Харденберг, поэт.

– Нашего брата всегда тянуло в глубину, – сказал Анри. И начал рассказывать. Я видел, его удивило (и обрадовало), что мне известно, кто такой Харденберг, и он сразу же процитировал несколько строк из «Гимнов»: – «Ты тоже благоволишь к нам, сумрачная Ночь? Что ты скрываешь под мантией…» ^[31]

Слышать строки Новалиса в этом подвальном помещении, из уст архивариуса отдела исчезнувших было настолько не от этой жизни, что я на секунду схватился за дерево верстака; оно было гладкое, скругленное по краям или стертое, но главное: оно было здесь. Я глянул наружу, на ряды стеллажей, терявшиеся в неоглядной дали, и ответил, что теперешний садовый участок моих родителей расположен именно там, где Харденберг производил свои последние геологические бурения, между Цайцем и Герой.

– Восточную Германию я, к сожалению, знаю плохо, – сказал Анри.

Он открыл ящик под верстаком, достал какой-то листок. (Одним движением, он все приготовил заранее.) Бумага была сплошь исписана, несколько столбцов, аккуратно один под другим. Он щелкнул пальцем по листку, посмотрел на меня. В густых белокурых волосах над ушами поблескивала седина.

– Честно говоря, никто здесь уже не верил, что вы приедете. Ну, то есть кто-нибудь… приедет. Спустя столько времени.

– Вас было нелегко разыскать.

Анри медленно покачал головой.

– Здание очень большое, господин Бендлер, в центре Копенгагена. И мы всегда были здесь. – Он положил ладонь на стол, как бы еще раз обозначая место.

Я снова почувствовал досаду: отдел пропавших без вести Королевства Дания. Но ведь в Дании эти умершие (мои умершие, сказал Мадсен) ни для кого не были утратой. Никто в этой стране никогда не предъявит прав на их тела, никто здесь не даст объявления о розыске, которое может вывести на след тогдашних беглецов, отнюдь. Для них существует лишь этот архив, отдел исчезнувших. Третье исчезновение.

Прежде чем я нашелся с ответом, Анри встал, включил свет в дальнем конце своей каюты.

– Здесь я тогда оборудовал себе рабочее место, для исследовательских целей. Аппарат для чтения микрофильмов и компьютер, «Коммодор», теперь уже устаревший. – Он коснулся маленького серого, как сталь, экрана, и мы вернулись к верстаку. – Когда рухнула Стена, я запросил дополнительные мощности и набросал инструкцию для пользователей. Обсуждался небольшой читальный зал. – Его взгляд скользнул наружу, в зал. – Простите, пожалуйста, если кое-что из грамматики… Теряешь уверенность в немецком, с годами. – Он придвинул мне через стол листок, инструкцию для пользователей.

Недолго думая, я протянул ему, фактически взамен, папку с фотографией Сони и собранными мной сведениями. Он открыл папку и долго смотрел на фото.

– Как я уже говорил, господин Бендлер, вы неправомочны.

До сих пор он этого не говорил.

– Для начала необходимо подать заявление и ходатайство о розыске в полицию вашей страны, а лучше всего в ваше правительство, которое затем свяжется с правительством Дании, а это последнее – с моими коллегами, судебными медиками из Ванлёсе. К тому же запрос насчет ознакомления требует более подробной документации, более точных данных касательно предполагаемого времени побега, хороших фотографий, деталей, если возможно, и так далее.

Он медленно захлопнул мою папку, положил на нее два пальца.

– Это очень долгий, очень сложный путь, господин Бендлер. И не каждому он по силам, понимаете, о чем я?

Он откашлялся, и некоторое время мы смотрели на стеллажи, оба, бок о бок, как офицеры гибнущего корабля на своем бесполезном мостике.

– Я что хочу сказать, вы здесь первый, после двадцати четырех лет, кто бы мог подумать? Будто никто их не потерял, наших умерших.

Он добавил, что это, конечно, не так, отнюдь не так, напротив. И собственно, речь идет о пятидесяти двух годах – с возведения Стены. Кстати, он сам здесь, внизу, всего-навсего тридцать лет.