— Вами. Я знаю, что отчислена.
Ректор откинулся на спинку кресла. На его губах играла улыбка.
— Читать мысли магов — серьезная заявка. Имена таких мастеров только в летописях можно встретить. Хорошо, что ты учишься на иллюзионистку. Не обижайся, но телепат из тебя никудышный.
Такая искренность озадачивала. Как все объяснить, чтобы не выглядеть жалкой? Пауза затягивалась.
— Гесс начал первым. — Она наконец-то решилась нарушить молчание. — Вышел за мной, оскорблял, потом толкнул и… плюнул в лицо.
В мыслях Эйлин заново переживала унижение. Щеки пылали. Ректор молчал.
— А еще на зачете Рихард показал не свою иллюзию, он купил авто у…
Вовремя спохватилась: одно дело наябедничать на Гесса, другое — подставлять старшекурсников.
— Авто, — улыбнулся ректор. — Мы тоже их так называли. Серьезно! Я был когда-то молодым и тоже здесь учился.
Он задумчиво покрутил перстень на мизинце.
— Я знаю, что некоторые студенты… э-э… жульничают на зачетах. Но на экзамене поблажек не будет. И Гесс, хм, не очень дальновиден, если считает иначе. Но речь не об этом. Важно другое — ваше поведение.
Эйлин прикусила губу, чтобы не заплакать.
— Вы сильная студентка и подаете большие надежды. Да-да, я говорил с господином Зоркиным. У вас есть задатки, но одного таланта недостаточно, нужно много работать. Очень много. Академия — уникальный шанс. А вы…
Слезы потекли по щекам Эйлин.
— Я не поеду домой, не могу.
Она не давила на жалость, как советовала Лири, а говорила чистую правду. Родители были магами. По крайней мере, так утверждали. Мама обладала задатками к телепатии, мечтала учиться в Академии магии, но так и не поступила. Возможно, если бы бабушка Бойль была богаче и смогла нанять матери репетитора, все вышло бы иначе. Не любила вспоминать Эйлин и отца — Дэниса Лавкрофта, утверждавшего, что он дипломированный зельевар. Папа часто готовил на кухне чудо-средство «от головы» для жены, но помогала ли маме дрянь, вонявшая на весь дом, — спорный вопрос. А потом случилось страшное: родители, как обычно, скандалили, и мама в пылу ссоры надела на голову отцу его же котелок с целебной булькающей жижей. Папа погнался за ней, а в результате пострадал случайный прохожий — обычный человек.
Позже бабушка говорила, что отец вроде как в открытую применил боевое заклинание — откуда он его только знал? — и за это его лишили магического дара. Детали процедуры остались для Эйлин загадкой, ей тогда только исполнилось десять. Единственное, что она поняла, — это все как-то связано с особой электрической активностью мозга людей, обладающих даром. По сути, отца поместили в камеру, вроде огромной «глушилки», и облучили. Он долго болел, а потом его не стало. Мать от горя чуть с ума не сошла. Первое время выручали антидепрессанты, но затем… Она стала ведьмой. И ладно бы в сказочном значении слова.
«Все из-за тебя! — любила повторять она. — Если бы я не забеременела, то жила бы сейчас припеваючи».
Будь жива бабушка, Эйлин переехала бы. Та постоянно говорила, что у внучки магический дар. Но как тут поверить? Для ребенка магия — это когда остывший чай в детском саду можешь превратить в кока-колу. Естественно, ничего подобного у Эйлин не получалось. Но после смерти отца она узнала правду, открыла в себе дар.
Мать пришла в бешенство, когда услышала, что дочь собирается учиться в академии. Отговаривала, пугая волчьими законами, царящими в магической среде, и страшной судьбой отца, угрожала, мол, выйдешь за порог — назад не возвращайся. Но Эйлин ушла.
— Успокойтесь. — Ректор подошел к столу и зашуршал бумагами. — Я все знаю. Вот.
Он протянул письмо. Странно. Почерк знакомый: размашистый, нервный. Очень похож на мамин. Точно, так и есть!
Рассыпаясь в любезностях, принижая себя, вдова Лавкрофт просила, нет, умоляла «всемилостивого» Теодора Вейнгарта не принимать дочь в академию, «не отнимать опору и единственный смысл жизни». От стыда Эйлин чуть сквозь землю не провалилась.
Ректор потер подбородок и ответил на вопросительный взгляд:
— Я самый молодой руководитель в истории академии. Знаете почему? Потому что хорошо разбираюсь в людях и никогда ими не разбрасываюсь. У вас талант. Это стало ясно еще на вступительных экзаменах. Глупо зарывать его в землю. К тому же я понимаю вашу ситуацию в семье лучше, чем вы думаете. — Он отошел к окну и заложил руки за спину. — Моя мать тоже не хотела со мной расставаться.
Господин Вейнгарт помолчал немного и добавил:
— Как по мне, Гесс получил по заслугам. Но как ректор я не могу поощрять хулиганское поведение. Тише, держите себя в руках. Об отчислении речи не идет. Но и без наказания оставить вас не могу.
Эйлин выдохнула, плечи расслабленно опустились; разжав онемевшие пальцы, отцепилась от подлокотников кресла. Неужели чудеса случаются?
— Кстати, юноша в приемной предупредил, что вы собираетесь рассказать мне какую-то историю про древние эликсиры. Я слушаю.
Душа снова ушла в пятки. И зачем она послушала Лири? План изначально был идиотским.
Эйлин заглянула в глаза ректору: два зеленых омута без намека на злость или угрозу. Только бесконечное терпение. Так смотрят на щенка или на маленького ребенка.
Отпираться глупо, а хорошо врать Эйлин не умела.
— Я украла эликсир подавления воли из лектория зельеваров. — Она уставилась в пол. — Но сюда не донесла, разбила.
Реакция ректора ее удивила. Он расхохотался.
— А я все думаю, чем от вас пахнет. — Господин Вейнгарт ущипнул себя за переносицу и пояснил: — Эти образцы бесполезны уж лет сто.
Эйлин молчала. Наверное, со стороны она выглядела полной дурой.
— Вам ведь знакомо выражение: боишься — не делай, сделал — не сожалей, — продолжил ректор. — Упорство, с которым вы движетесь к цели, поражает. Почему бы не направить энергию в мирное русло? Сделать планету лучше, например, или найти любовь. Хм, кажется я успел забыть, о чем положено мечтать в таком возрасте.
— Я не верю в любовь, — мрачно сказала Эйлин. — По крайней мере, бескорыстную. А мечта… мечты есть у всех.
— И ради своей ты готова на все?
— Да.
— Тогда иди.
Эйлин непонимающе уставилась на ректора. Он взял со стола запечатанный конверт и махнул рукой:
— Иди-иди! Я в прямом смысле, у меня дел по горло. Наказание я придумаю позже. Мир жесток, Эйлин. Но порой людям нужно доверять.
Опасаясь, как бы удача снова не отвернулась, она пулей вылетела из кабинета. Реннен ждал в приемной: развалился в кресле, вытянув длинные ноги, и тихонько насвистывал в полудреме. Эйлин собиралась пройти мимо, чтобы он, не дай бог, не заговорил, но один момент не давал покоя.
— Эликсиры давно выдохлись.