Старик снова принялся водить пальцем по рисунку, бормоча что-то себе под нос. «Интересно… Что тут у нас… Как занятно…» – только и смог разобрать регент.
– Гиршет, я теряю терпение, – напомнил Шиалистан, когда его кубок опустел.
– Я нашел занятное родство, господин. – Хронолог посмотрел на рхельца так, будто видел впервые. – Между вами и одним северянином.
Шиалистан порывисто встал, поравнялся со стариком и поглядел на древо крови Гирама Великого.
– Показывай, – велел коротко, чувствуя, что настала очередь для еще одного нерадостного открытия.
– Вот, господин, прошу посмотреть сюда. – Сухой палец переместился на самую нижнюю ветку на древе, которая тянулась едва ли не к самому краю страницы. – Это ветка сына Гирама – Анаписа. У него было две дочери, обе в разные времена стали женами рхельского царя Хамы Первого. Должно быть, вы знаете эту историю.
– Знаю, знаю. Обе долго не протянули, и вся Дасирийская империя по сей день зовет несчастного Хаму Первого не иначе, как Хама Душегуб. А на гравюрах – такой милый старик. И что там с ним?
– Обе дасирийские принцессы родили царю детей. Двух сыновей и дочь. Как ты знаешь, сын его, по имени Исакай, был твоим прадедом и от его потомка, твоего деда, появились на свет двое внуков, твой отец Ила и твой царственный дядя, его брат – царь Ракел.
– По-твоему, я не знаю истории своей семьи? – Шиалистан снисходительно улыбнулся хронологу, пряча раздражение за показным добродушием.
– Прошу меня простить, господин, забылся.
Палец Гиршета на странице дернулся, и Шиалистану пришлось успокоить его ненавязчивой шуткой про старческую слабую память.
«Как бы тебя, старый хрен, удар не хватил до того, как перестанешь быть мне нужен», – подумал регент.
– Так вот, господин. Первым ребенком от дасирийской принцессы стал тогдашний наследник престола Рхеля, а вторым была девочка, которую назвали Калия. Хама был тогда уже в таком почтенном возрасте, что девчонку назвали не иначе, как божественным благословением. Вскорости, когда Калия подросла, ее сосватали в жены в Северные земли. За одного из братьев их Прославленного воина Кромаха. Я слышал, Калия быстро нарожала муженьку крепких наследников. Двое их что ли было… – Хронист задумчиво подергал себя за кустистую бровь. – Или трое?
– То есть в этих… наследниках… тоже кровь Гирама?
– Да, господин, хоть она и жидковата, но…
Шиалистан перервал его и, вскинув руку, велел молчать.
В голове зашевелилось воспоминание. Далекое, но оттого не менее важное.
Шиалистан развернулся на пятках. Как раз вовремя, потому что в дверях появился привратник.
– К тебе человек, господин. Назвался Кеджи.
– Впусти, – распорядился регент. Сам закрыл фолиант и всучил хронологу, желая поскорее избавиться от старика. – С тобой, Гиршет, мы закончи разговор в другой раз.
Вытолкав старика в спину, Шиалистан дождался, пока в покои зайдет гость. Это был высокий мужчина мощного сложения, одетый немногим лучше крестьянина. И несло от него так же скверно. Впрочем, Шиалистан уже привык не гнушаться никого, кто мог принести пользу, будь то продажная девка, свинопас или благородный муж.
– Кеджи, мне нужно, чтоб ты кое-что сделал для меня, – сразу перешел к делу Шиалистан.
Мужчина голодными глазами шарил по столу, и регенту пришлось пустить его насытиться.
– Зачем тебе снова понадобился добряк Кеджи? – спросил тот, откусывая от бока перепела, запеченного в сухарях и апельсиновой цедре.
Шиалистан задумался, мысленно выбирая, какими фигурами начать разыгрывать партию.
И заговорил.
Арэн
Арэн не выспался.
Всю ночь ему чудилось, будто его душит чей-то тяжелый взгляд. Несколько раз, ближе к утру, дасириец вставал с сенника, чтоб размять кости и пройтись побережьем. Тепло неумолимо наступало с юга, в воздухе пахло сырым рассветом, морем и кровью. Именно кровью, чей запах Арэн не мог не помнить, даже если бы очень захотел.
Дозорные сидели у большого камня, костра не разводили и переговаривались вполголоса. Завидев Арэна, притихли. Он не стал подходить к северянам, побродил немного и снова лег, пытаясь уснуть.
Напрасно. Так и провалялся до самого рассвета, пока пещера не начала просыпаться.
Принесенный из Яркии огонь Большого очага бережно хранили на поленьях глубоко внутри грота. Женщины вырыли небольшое углубление в земле, собрали весь хворост с округи и дождались, пока огонь разрастется. После подложили толстых веток, найденных в лесной гряде на утесе. Снаружи огонь не давал о себе знать ни запахом, ни дымом.
Стало гораздо уютнее. Люди немного оттаивали, хотя бы сидя у родного очага. Пожалуй, схватка с мамонтом стоила того, чтобы доставить сюда частичку Яркии.
Последнее время дасириец начал думать, что попытка вернуться в деревню – не такая уж глупость. Смущало одно – уйдя вглубь Северных земель, они лишатся возможности дать о себе знать, если вдруг из столицы придет помощь. А ждать ее следовало только морским путем.
Если придет…
Проклятое «если». Проклятая неопределенность. Проклятые людоеды.
Шараши все-таки объявились.
Сутки назад дозор, который дасириец регулярно высылал проверить окрестности, принес страшную новость: они обнаружили следы людоедов. Но что странно – следы принадлежали максимум троим существам, никак не целой ораве, из чего Арэн сделал вывод, что северян выслеживают. Шараши небольшими группами прочесывали близлежащие земли. И лишь чудо до сих пор хранило людей. Долго так продолжаться не могло. Никаких сомнений – людоедов кто-то ведет, кто-то направляет. А значит, надеяться на то, что шараши отступятся от намерения расправиться с жителями Яркии, не стоило.
Арэн вышел на воздух. Теперь снаружи люди показывались нечасто – слишком велика опасность случайно попасть на глаза разведчикам шарашей.
Со спины подошла Бьери, обняла за плечи. Арэн невольно улыбнулся. От нее едва пахло дымом и какой-то уже родной теплотой. Он обернулся…
Бьери неожиданно насторожилась, точно к чему-то прислушивалась.
– Ты слышал?
Дасириец нахмурился. Действительно – кто-то кричал. Издалека.
– Смотри! – девушка указала на верх утеса.
Оттуда, размахивая руками и чуть не падая, сломя голову несся Лумэ. Как только малец умудрился не свалиться кубарем – не знал, наверное, и он сам. Арэн подумал, что, как только мальчик окажется поблизости, он самолично даст ему затрещин за то, что ослушался и вопреки наставлениям ушел далеко от лагеря, а к тому же орал, будто его резали на ходу. Но Лумэ слишком спешил и слишком старался привлечь к себе внимание, чтобы списать это на обычную детскую безалаберность. У дасирийца невольно зародилось подозрение – не ведет ли маленький северянин за собой незваных гостей?