Никто не выстоял в том сражении, пали отец и братья. Даже мать и младшую сестру нашли изрубленными. Живии тогда вошла в самую пору юности, и ее «пощадили»: бросили животом на родительское ложе, привязали по рукам и ногам к резным столбикам балдахина, и всякий, кто хотел, мог огулять молодую дворянку. Девушку спасли подоспевшие рхельские войска.
Восемь месяцев, пока росло ее чрево, она молчала. Не проронила ни звука, даже когда разродилась двумя близнецами. Живии заговорила, только когда собственноручно свернула шеи обоим, еще до того как жрецы обрезали пуповины. Кричала, стонала и убивала. По законам Рхеля, за детоубийство грозил костер, но последнюю из Орис-Фарован пощадили.
С тех пор Живии всегда коротко стригла волосы, носила доспех, заслужила славу даже среди воинов-мужчин и сражалась так, будто каждый раз шла на верную смерть. Воины говорили, что она ищет погибель в бою, но богам угодно мучить ее жизнью: ни меч не берет, ни стрела.
Именно Ракел настоял, чтобы племянник взял Живии ко двору. Женщина противилась, плевалась, грозила пускать кишки каждому дасирийцу до тех пор, пока сможет держать клинок. Для Шиалистана так и осталось загадкой, каким посулами и словами дядя уговорил воительницу умерить пыл, но Живии отправилась в Иштар и больше не роптала. При дворе ее побаивались – женщины называли Черной девой, а мужчины молчаливо пускали вслед рхельке ненавидящие взгляды и пожелания поскорее издохнуть.
Но, несмотря на погубленную женственность и неразвитую грудь, Живии оставалась молодой женщиной – высокой, подтянутой, с ясным взглядом карих глаз и благородным профилем. И сейчас, когда она переступила порог покоев своего господина следом за стариком, Шиалистан невольно залюбовался ею. Начищенный нагрудник блестел, точно новая монета, кольчужная юбка ладно обнимала бедра и ноги до самых колен. Женщина единственная из окружения Шиалистана не переняла его моду и не сменила своего черного одеяния на белые одежды. Накидка из тяжелой черной же ткани держалась на плечах застежками-галками. Каштановые волосы были слишком короткими, но даже их кончики завивались в память о былых кудрях.
Старик с прищуром посмотрел на регента, кое-как поклонился. Шиалистан не стал его останавливать, церемонясь из-за старческой немощи. Гиршет был прыток, где нужно, а где не нужно, стонал так, будто сами харсты тянул его за руку в мертвую обитель.
«Никогда не давай своим подданным права думать, что они могут не отбивать поклоны и пренебрегать почестями, – наставлял дед, – а то они начнут забывать, как оно – гнуть спину перед своим господином».
Живии поклонилась следом, дождалась, пока Шиалистан предложит им сесть, и помогла старику советнику устроиться на широком стуле у стола. Тот рассыпался благодарностями, а от Шиалистана не укрылось, как загорался взгляд женщины, когда старик величал ее «деточкой».
– Я прихватил книгу, господин, как ты и велел, – сказал Гиршет и бухнул о столешницу тяжелым фолиантом, который принес с собой. – Если тебе будет угодно, могу я полюбопытствовать, какая в ней нужда?
Шиалистан сложил пальцы клином, подпер ими подбородок, разглядывая засаленные и потертые страницы. Черная кожа переплетала обложку, янтарь и золотые лозы украшали верх. Регент знал, что внутри, знал, о чем рассказывают старинные рукописные страницы, тщательно выписанные несколькими придворными хронологами. Их рука запечатлела историю императорского рода с тех самых пор, как на трон сел Герам Великий.
Кропотливый труд.
И он собирался им воспользоваться.
– Я хотел бы прежде справиться о здоровье твоей дочери, хронолог. – Шиалистан улыбнулся старику самым безобидным образом.
– О, благодаря твоему светлому распоряжению, господин, она отбыла нынче на лечебные грязи в Рхель. – Хронолог лепетал, точно младенец. Даже пустил скупую слезу.
Шиалистан всегда любил представления и любил тех, кто умеет кривляться ему на потеху. Но сейчас вопрос был задан с другой целью. Гиршет, вероятно, тоже понял вложенный в простую любезность намек: он тут же раскрыл книгу, достал из кармана коричневой мантии увеличительное стекло – бесценную вещицу, единственное настоящее творение родом из пустыни, которой стала Шаймерия. Шиалистан знал, что второго такого нет.
Гиршет был обязан Шиалистану всем: своей жизнью и возможностью доживать старость во дворце, жизнью своей прыщавой дочери, что уже который год никак не могла понести. А еще тем, что регент пристроил нескольких его внуков от старшего сына. Парни оказались совершенными бестолочами, но зато боги не пожалели на них роста и мяса на костях. А регент любил держать в своей страже именно таких: покорных псов, знающих лишь голос своего господина, готовых разорвать всякого по велению хозяйской руки.
С той поры хронолог кормился с регентской ладони. Старческая немощь пощадила разум Гиршета, и он знал: случись что, пойдет следом за Шиалистаном. Поэтому добровольно перешел на сторону регента, без оглядки на совесть разменяв интересы Дасирии на рхельские краты и дмейры.
И Шиалистан почти ему доверял.
– Ты как-то говорил, хронолог, – начал рхелец, разглядывая темно-желтый разворот книги, – что кровь Гирама потеряется, если вдруг что-то случится с Нинэвель.
Старик, как ни был лоялен, вскинул жидкие брови и переложил увеличительное стекло в другую руку. Пальцы его почти все время дрожали, но сейчас хронолога едва не лихорадило, и Шиалистан, опасаясь, как бы старикана не хватил приступ, предложил ему вина. Хронолог не отказался. Получив бокал, жадно припал к нему сухими губами, осушил вполовину и отставил. Губы Гиршета стали алыми, будто он только что напился человеческой крови.
Шиалистана покоробило.
– Я думаю, да, мой господин, – неуверенно ответил старик, подвинул книгу к себе, переложил стекло еще раз и долго листал, выискивая что-то между ленточных и замшевых закладок.
Регент не торопил, перевел взгляд на воительницу в черном. Карие глаза смотрели куда-то в пол, будто Живии видела все насквозь до самого мертвого царства.
– Живии, я хотел бы, чтоб ты взяла людей из моих Белых щитов, сколько нужно. И поставила дозоры по всему городу. Особенно возле Храма всех богов.
– Сделаю, господин, – ответила она.
– А еще загляни в «Железного вепря».
– Кого мне искать, господин? – спросила следом, глядя на него так, будто видела перед собою пустоту.
И этот взгляд, пожалуй, был единственным, что в ней раздражало. Изо дня в день Черная дева смотрела на всякого, как на пустое место. Как-то Шиалистан отважился спросить, почему так, а в ответ получил: «Я вижу мертвецов, господин, всегда только мертвые лица и глазницы, полные червей». После такого ответа регент перестал снисходительно посмеиваться, когда кто-то из придворных шутил, мол, Живии взял злой дух. Кто знает, что творится в ее голове и душе?
– Мальчишку, серого и худого. Может быть, одет оборванцем. С ним будет толстяк, вероятно – дасириец. Хотя насчет второго нет уверенности. И с этими двумя – человек, служитель Хаоса. Скорее всего, его переоденут, чтобы не привлекать лишних взглядов, но на лице должен быть ожог, будто от раскаленной пятерни. Смотри в оба. Служителя нужно найти любыми способами. Сегодня до заката он должен быть у меня. Сможешь?