Русская нация, или Рассказ об истории ее отсутствия - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Михайлович Сергеев cтр.№ 104

Оппозиционные элементы начали структурироваться. В 1903 г. возник либеральный Союз освобождения и окончательно оформилась партия социал-демократов (РСДРП), еще ранее сложилась неонародническая партия эсеров со своей грозной Боевой организацией. Конфликт активных общественных сил (прежде всего интеллигенции) и власти явно назрел. Политические лозунги стали раздаваться со стороны самых невинных вроде бы общественных организаций. Так, на Девятом съезде Пироговского общества русских врачей, состоявшемся в январе 1904 г., в течение одного дня были приняты резолюции с призывом поддержать требования восьмичасового рабочего дня, ввести земства в губер ниях, где их еще не было, запретить телесные наказания, отменить смертную казнь, поставить школы под контроль местных властей и положить конец неравноправию евреев. В последний день съезда в зале, где он проходил, раздавались номера нелегального оппозиционного журнала «Освобождение» и листовки социал-демократов, слышались выкрики: «Долой самодержавие!», а несколько участников заседания попытались остановить игравший государственный гимн оркестр, ломая стулья и швыряя их прямо в музыкантов. В соседнем малом зале некий ветеринар Родионов зачитал резолюцию с требованием личной свободы, свободы слова и собраний, упразднения цензуры, добавив, что, поскольку все это при существующем режиме недостижимо, необходимо копить силы для борьбы против правительства, используя все доступные средства. После оглушительных аплодисментов толпа запела: «Отречемся от старого мира!» В этот момент появился отряд полиции, который разогнал мероприятие, арестовав нескольких человек и конфисковав все материалы съезда.

Нельзя сказать, что имперская бюрократия не понимала серьезности ситуации. О том, что Россия стоит на пороге революции, в частных беседах говорили оба последовательно убитые руководители МВД – Сипягин и Плеве. Член Госсовета А. А. Половцов записал в своем дневнике за июнь – июль 1901 г. весьма проницательные размышления о возможном ходе событий, которыми он делился с Победоносцевым и с самим императором: «За студенческими беспорядками последовали стачки и сражения фабричных рабочих с полицией. За ними встанет крестьянская толпа с требованием земли… Здесь конец той России, которую мы знали, которую мы всей душой боготворили! …Кто же явится надежным орудием репрессии? Прежнего, двадцатилетней службой оторванного от своей среды солдата не существует. Нынешний доблестный перед иноземным врагом воин покидает семью свою лишь на короткое время и остается солидарным с ее интересами, особливо земельными. На чью сторону станет он в такого рода поземельном процессе?» Половцов предлагает и «средства спасения»: «Умножать и усиливать класс землесобственников во всех видах. От табунного ковырянья земли, именуемого общинным владением, переходить к подворной и личной собственности… Открыть широко всем сословиям права поземельной собственности и непременно связанное с ними радение о местных пользах и нуждах. Сферу чиновничьей деятельности сузить, сделать ответственной в полном смысле слова…»

С похожими рецептами выступал тогда же и Вл. И. Гурко: «Необходимо предоставить простор свободной игре, свободному состязанию экономических сил и способностей народа, так как при нем происходит тот естественный подбор, при котором преимущественно вырабатываются и крепнут сильные народные элементы… Дайте вполне свободный выход из общины каждому крестьянину, отмените мертвящий закон о неотчуждаемости крестьянских надельных земель, и вы получите в сельских местностях многочисленный крепкий элемент порядка и хозяйственного прогресса».

В министерстве Плеве под его покровительством даже начали разрабатываться проекты реформ в указанном направлении. Но, во-первых, все это делалось без всякого обсуждения с обществом. Во-вторых, ни темпы подготовки преобразований, ни состав правящей верхушки не соответствовали гигантскому масштабу накопившихся из-за постоянного откладывания за десятки лет проблем: «Перестройка всего государственного здания была неизбежна, но для этого нужен был гений, размах и воля Петра, какового в нужный момент Россия, увы, не выставила» (Гурко). В-третьих, даже эти робкие попытки были свернуты из-за начавшейся в январе 1904 г. войны с Японией.

Амбициозная и в то же время плохо продуманная внешняя политика Николая II в сочетании с потрясающе низкой эффективностью российской военной машины, которой, как оказалось, совершенно не впрок пошла львиная доля государственных расходов, привела империю к позорному поражению, ставшему для нее «первым признаком начала конца» (О. Р. Айрапетов). Авторитет самодержавия критически пошатнулся (первые случаи крестьянского сквернословия в адрес императора зафиксированы именно в это время), и общество почувствовало в себе силы в открытую бороться с внезапно одряхлевшей властью, от которой отвернулись не только заядлые оппозиционеры, но и многие пылкие «державники». Эта война, вспоминал позднее Гурко, «несчастная во всех отношениях… раскрыла многие наши внутренние язвы, дала обильную пищу критике существовавшего государственного строя, перебросила в революционный лагерь множество лиц, заботящихся о судьбах родины, и тем не только дала мощный толчок революционному течению, но придала ему национальный, благородный характер».

Даже бывший начальник Петроградского охранного отделения К. И. Глобачев вынужден был признать в своих мемуарах, что события революции 1905 г. «были вызваны крайними элементами на почве общего неудовольствия военными неудачами и имели в своем основании, если хотите, национальную идею. Монархия уронила престиж Российской Великой Державы, и в защиту национальных интересов должна вступить новая власть – народная, способная вернуть России былое величие и дать такой строй стране, который обеспечил бы ей здоровое существование, вместо неспособного, отжившего монархизма. Вот лозунги, под которыми шла революция 1905 года и развивалась как бы на почве народного патриотизма». «Именно военная беспомощность самодержавия ярче всего подтвердила его бесполезность и вредность», – записал в дневнике того времени П. Б. Струве.

А. С. Суворин в мае 1905 г. в ответ на упреки своего приятеля и постоянного автора «Нового времени» консервативно настроенного историка С. С. Татищева – как, дескать, он может сочувствовать революционному движению, в первых рядах которого «всевозможные инородцы и иноверцы, исконные враги и ненавистники России» – отвечал: «Заслуги самодержавия мне так же ясны, как и Вам, но оно пережило себя. Нечего смотреть на тех, кто ополчается на самодержавие. Об этом нельзя судить под впечатлением минуты. Надобны годы, и поверьте, народ не выпустит власти из своих рук, то есть не передаст ее всем тем, кого Вы перечисляете».

В. Я. Брюсов, единственный из крупных русских поэтов той эпохи, воспевавший борьбу России за «скипетр Дальнего Востока», в августе 1905 г. окончательно отрекается от симпатий к растерявшей свою харизму монархии: «Да! Цепи могут быть прекрасны, / Но если лаврами обвиты». Славянофил П. П. Перцов, пропагандировавший в начале войны «могучий русский империализм», пишет в мае 1906 г. своему другу В. В. Розанову, некогда ученику К. Н. Леонтьева, а ныне постоянному автору либеральной газеты «Русское слово» под псевдонимом Варварин: «…ей Богу, бросить бы Вам это чертово „Нов[ое] время“ и уйти к „левым“ – без псевдонимов уже. Ведь будущее, конечно, за революцией. Нельзя же не видеть, что правда там. Я и сам теперь „левый“!»