София - читать онлайн книгу. Автор: Павел Пирлинг cтр.№ 20

Более сложным был вопрос по отношении к Андрею. Как старший брат, он был законным представителем всей династии и, никогда не вступая в переговоры с турками, считал, что ему принадлежит, по личному праву, престол его предков. Ничто, однако, не доказывает его мысль оружием восстановить свое право или серьезно просить военной помощи у Запада. Имея малое значение в Ватикане, нося иногда край папского облачения, он удовлетворял свое честолюбие дешевым и не всегда разборчивым путем. Он объезжал Европу с целью зарабатывать деньги продажей наследственных прав.

Во-первых, Андрей посетил Москву дважды, в 1470 и 1490 годах. Его пребывание там каждый раз было кратковременно. Летописи сухо замечают, что одно из этих путешествий стоило Софии больших денег. Заключил ли он по этому случаю договор с своей сестрой, и новый Исав ли продал за деньги права первородства? Источники, известные доселе, не дают ответа, но действия Андрея по отношению к королям французскому и испанскому оправдывают некоторые подозрения.

Из всех государей эпохи наиболее легко мог поддаться соблазну христианнейший король, старавшийся оправдать этот почетный титул и имевший в Гильоше бордосском пророка своих завоеваний в Святой земле. С ним-то и начал свои первые переговоры Андрей Палеолог. В 1491 году он отправился в Тур к юному королю, даровавшему ему 31 октября пенсию в 723 ливра, «чтобы вознаградить его за большие траты и расходы, сделанные им по случаю прихода из страны константинопольской к нам для разрешения некоторых важных дел, касающихся блага нашего королевства, в ожидании, пока мы его наградим и обеспечим лучше». За этой первой уплатой, 16 ноября, последовала вторая, в 350 ливров, «на возвращение в Рим к нашему святому отцу-папе». Андрей с своей стороны предложил белого сокола – царственный подарок, очень ценимый знатоками; впрочем, он вывез его из Москвы. После этого следы их отношений исчезают до 1494 года, когда совершился важный акт. Карл VIII занимался в то время более чем когда-либо завоеваниями Неаполя, первой ступенью для будущего восточного императора к обладанию Византией.

При столь широких замыслах заблаговременное полюбовное соглашение с законным претендентом было необходимо в видах предусмотрительной политики. Кардинал Раймонд Перро взял на себя это дело. 6 сентября 1494 года он отправился в церковь Святого Петра в Монторио и отслужил обедню в честь Святого Духа. По исходе священнодействия, в том самом месте, где, как рассказывает легенда, потерпел мученичество глава апостолов, Андрей Палеолог устроил все свои права, в присутствии двух нотариусов, на империю константинопольскую и трапезундскую и на Сербию Карлу VIII, королю французскому. Кардинал обещал от имени своего господина ежегодную пенсию в 4300 золотых дукатов, команду над сотней копейщиков, поместье с доходами 5000 дукатов, военный союз для отвоевания Мореи, нравственную поддержку для исправного получения пенсии, назначенной ему Сикстом IV с фондов Крестового похода.

Этот договор, обязательный для двух сторон, должен был подвергнуться санкции короля и должен был получить значение только со времени формальной ратификации. Была ли она в самом деле произведена? Если верить Райнальди, Карл VIII заявил папе Александру VI, что Андрей Палеолог уступил ему все права на Константинополь, что предполагает, естественно, ратификацию. С другой стороны, своим завещанием от 7 апреля 1502 года наследник цезарей передал те же права Фердинанду и Изабелле Испанским, распоряжение, несовместное с уступкой Карлу VIII. Сверх того, женившись на женщине низкого происхождения, Андрей умер, не оставив потомства. 17 июня 1502 года его вдова Екатерина получила от папы скромную сумму в 104 дуката для погребения господаря. Двойная продажа, которую этот последний позволил себе, если бы даже подобная странная торговля имела законное значение, делала передачу этих прав тем более проблематичною, что София никогда не отказывалась от византийского престола.

В глазах современников государыня московская, оставшаяся одна в живых из всех Палеологов, должна была считаться предполагаемой наследницей Восточной империи. Венецианские дожи официально выражали это мнение. Римские папы впоследствии будут держать ту же речь, приглашая царей идти на Константинополь, их старинную вотчину. Было бы любопытно установить мнение Софии на этот счет.

Лишенная средств и живя некогда милостыней, смотрела ли она когда-либо на Византию как на свое приданое и внушала ли своему мужу подобные взгляды? К несчастию, сохранившиеся насчет Софии данные столь обрывочны и незначительны, что историку трудно восстановить в точности черты ее физиономии и совершенно невозможно разрешить вопросы относительно подробностей. Русские летописи не отличаются нежностью к принцессе. Герберштейн и Курбский подтвердили суровые приговоры летописцев. Контарини приводит только факты второстепенной важности. От нее едва дошел до нас силуэт, но мы все же постараемся его обрисовать.

София была представительницей рода Палеологов времен упадка. Кровавые усобицы в их семье, лишения, несчастия, может быть, обострили ее характер и развили менее благородные инстинкты в ее сердце. Покинув изгнание для того, чтобы занять трон, окруженная иностранцами в своем новом отечестве, она никогда не внушала к себе расположения русских. Оттого ее изображают женщиной гордой и надменной, интриганкой, в высшей степени коварной. По-видимому, она имела, иногда по крайней мере, большое влияние на Ивана, в котором она вызывала решимость порвать с унизительными традициями монгольского данничества. Другое изменение во внутренней политике не могло быть приписано совпадениям: при патриархальном, почти грубом московском дворе появляется пышный этикет, издали напоминающий византийский; устраиваются новые должности, подчиненные строгой иерархии; принуждение заменяет прежнюю свободу; государь становится менее доступным, замкнутым в своем величии. Князь Курбский, боярин старинной знати, с горечью замечает, что Иван не советовался более со своими окружающими и все делал сам. Очевидно, великий князь Московский подражал византийским самодержцам. София с своей стороны распахнула широко двери терема, ранее недоступные, давала аудиенции иностранцам и отправляла послания к венецианской синьории, – все неслыханные новшества.

С точки зрения религиозной византийская принцесса выказывает ревность к православию. Нужно ли ее обвинять в отступничестве, или действовала она по искреннему убеждению – это вопрос, который необходимо ускользает от тех, кто не может рыться в чужой совести. Каково бы ни было душевное настроение, нельзя сомневаться во внешнем проявлении благочестия ее в православной вере. Если верить летописцам, на долю Софии выпало едва не чудо. Для радости ее семейного очага недоставало сына. Горюющая по этому поводу супруга совершила благочестивое путешествие в монастырь Святого Сергия и во время видения получила столь желаемую милость. Другое доказательство ее ревности представляют те советы, которые она давала своей дочери Елене, вышедшей замуж за государя-католика. Слухи об обращении ее распространялись время от времени, и София никогда не упускала случая – мы это скоро увидим – защиты дела православия.

Самый темный период в жизни принцессы – это ее временная опала у Ивана, находящаяся, главным образом, в связи с притязаниями на наследство. Старший сын Ивана III, прямой наследник, умер, завещая все свои права маленькому сироте Димитрию. Когда София родила сына, у Димитрия явился опасный соперник. Начались интриги, глухие заговоры. Раздались голоса, обвиняющие честолюбие юной матери. Было поручено произвести дознание. Оно стоило жизни нескольким боярам, представленным виновными, и нескольким женщинам, которые были выданы за колдуний. София сама вместе с новорожденным Василием была удалена. Опала казалась бесповоротной. Иван, чтобы наложить на нее последнюю печать, венчал своего внука с необычайной пышностью, но Кремль имел еще ту черту сходства с Византией, что в нем происходили дворцовые перевороты, известные только по своим результатам, а не по своим подробностям, остававшимся в тайне. Вопреки всем предвидениям, юного Дмитрия в свою очередь постигла опала. София вернула свое прежнее место на троне, и судьбы Москвы были вверены окончательно ее сыну Василию. Если сирота цезарей питала честолюбивые мечты о царстве, то они исполнились.