Через полчаса Фу Би–чен был уже в пути к первой ступени в лестнице испытаний, приведших его к тому, над чем он думал сейчас: как покончить с последней колонной японцев, стоявшей на его пути к соединению с главными силами Чжу Дэ. За время, что Фу Би–чен двигался по этой длинной лестнице, разрозненные отряды успели слиться в единую могучую Красную армию Китая. Она успела совершить свой легендарный двенадцатитысячекилометровый поход через весь Китай. Потом Красная армия Китая превратилась в 8–ю и новую 4–ю народно–революционные армии. За эти годы Фу Би–чен почти забыл, что учился летать, — он стал ветераном пехоты. Никогда и никому он не выдавал чувств, которые вспыхивали в нем иногда при виде самолета. Но на данном этапе военной истории Свободного Китая пехотные командиры были нужнее летчиков, и Фу Би–чен только изредка тешил себя надеждой, что когда‑нибудь это положение изменится…
Фу Би–чен знал, что разбить стоявшую перед ним колонну японцев и соединиться с Чжу Дэ — значит преодолеть еще одну очень важную ступень к окончательной победе над силами врагов. Теперь‑то уж он знал, что означают для Китая сказанные в Москве слова:
"Характерно, что перед началом вторжения Японии в Северный Китай все влиятельные французские и английские газеты громогласно кричали о слабости Китая, об его неспособности сопротивляться, о том, что Япония с ее армией могла бы в два–три месяца покорить Китай. Потом европейско–американские политики стали выжидать и наблюдать. А потом, когда Япония развернула военные действия, уступили ей Шанхай, сердце иностранного капитала в Китае, уступили Кантон, очаг монопольного английского влияния в Южном Китае, уступили Хайнань, дали окружить Гонконг. Не правда ли, все это очень похоже на поощрение агрессора: дескать, влезай дальше в войну, а там посмотрим".
Фу Би–чен на себе и на своих людях испытал уже, что означает это "посмотрим". Но чем больше он это испытывал, тем тверже становилась его уверенность в победе и над японцами, которых поощряли к агрессии, и над теми, кто намеревался "посмотреть".
4
Из шалаша санитарной части вышел Чэн. Рука летчика покоилась в повязке, в расстегнутом вороте куртки белели бинты, но недавняя бледность уже исчезла с его лица. Увидев командира, он улыбнулся.
— Как дела? — спросил Фу Би–чен.
— Прекрасно, — ответил Чэн, — через два дня буду, как новый. Кости не задеты, пустяшная царапина. Одним словом, все очень хорошо.
Сидевшие на обгорелом бревне Стил и Джойс подвинулись, чтобы дать место раненому.
Мимо них два солдата провели высокого сутулого человека в рваном ватнике.
— Пленный? — спросил Чэн.
— Перебежчик, — ответил Фу Би–чен.
Как и всякий другой в отряде, Чэн радовался каждому новому человеку, приходившему с той стороны. Перебежчик — это новые сведения о враге, возможность разобраться в местности, установить связь с главными силами. Чэн живо спросил:
— Что‑нибудь новое?
Некоторое время Фу Би–чен молча смотрел на окурок, зажатый в кончиках его тонких, желтых от лихорадки пальцев, с необыкновенно узкими, как у женщины, миндалевидными ногтями. Потом нехотя ответил:
— Болтает о своей ненависти к японцам. А спросишь про дорогу на мельницу — мнется и путает.
— Здешний? — спросил Чэн.
— Мельник.
Пока они сидели, взгляд Фу Би–чена время от времени обращался к болоту. Словно особенная, притягательная сила таилась в большом буро–зеленом пространстве, тянувшемся к горизонту. Чэн понимал, что так же, как у него самого, у командира засела мысль о загадочной тропе и о холме с мельницей в конце ее, господствующем над местностью. Оттуда японцы просматривали и тропу, и все болото, и свои фланги, уходившие в поля гаоляна.
Окружить японцев Фу Би–чен не мог. Для такой операция отряд его был чересчур малочисленным. Положиться на то, что один из флангов возьмут на себя гоминдановцы, значило рисковать всем делом. Если они изменят, японцы смогут бросить все свои силы против Фу Би–чена.
Для неожиданного удара оставалась тропа. Но нечего было и думать соваться на нее до тех пор, пока над местностью господствует мельница. А без снарядов единственная батарея Фу Би–чена была бессильна сбить мельницу.
У китайцев не было снарядов, а японцы не испытывали в них никакого недостатка. Через строго определенные промежутки времени они обстреливали расположение отряда Фу Би–чена. Роща у деревни перестала служить маскировкой. Деревья были частью просто повалены снарядами, а частью так ощипаны осколками, что голые ветви торчали во все стороны, никого и ничего не укрывая. Об этом можно было судить по тому, что иногда японцы открывали огонь даже по одиночной арбе, пробиравшейся из тыла к позиции отряда, и даже по отдельному верховому.
Вскоре после прибытия высокого пленного японцы начали обычный предобеденный обстрел.
Фу Би–чен и все сидевшие с ним спустились в блиндаж, накрытый легким накатом. Там царили полумрак и тишина. Особенная боевая тишина. Чем дольше тянулся обстрел, тем органичней сливались эти звуки с тишиной и, наконец, начинали восприниматься как нечто идущее от нее самой. Дребезжанье консервной банки, из которой Фу Би–чен пил чай, казалось Джойсу громче, нежели грохот канонады.
Прислушавшись к нескольким разрывам, Джойс со смехом крикнул:
— Они не могут к нам пристреляться, а палят уже несколько дней!
— Они не хотят нас спугивать, — спокойно возразил Фу Би–чен. — Поверьте: на случай надобности у них пристреляно каждое дерево. Педантичностью они похожи на немцев.
— Можно подумать, что Сект был советником у них, а не у Чан Кай–ши, — сказал Чэн.
— Не поручусь за то, что у них и сейчас нет там немцев, — сказал Стил.
Фу Би–чен покачал головой:
— Японцы сами могли бы кое–чему научить немцев.
— И, насколько нам известно, немцы продолжают кое‑что делать у бумажных тигров, — заметил Чэн.
— Ну, это не могло бы им помешать работать и у японцев, — заявил Джойс.
Выцедив из банки последние капли чая, Фу Би–чен с укоризною проговорил:
— Вы не очень хорошего мнения о людях.
— Если американцы могут продавать оружие обеим сторонам, то почему немцы не могут быть советниками у двух сторон?
— Снаряды и люди — не одно и то же, — сказал Фу Би–чен.
— Не вижу разницы, когда дело идет о янки, — сказал летчик.
— Чэн прав, — поддержал его Джойс. — Для всей этой сволочи бизнес остается бизнесом, даже когда он у порядочных людей называется разбоем. Вы думаете их смутила бы необходимость сражаться против кого угодно, лишь бы им хорошо платили?! Нуждайся мы в инструкторах и имей мы деньги для их оплаты — они пошли бы и к нам.
— Немцы? — спросил Стил.
— И немцы и янки, — сказал Джойс.