1. Мы не можем возвратить Филиппинские острова Испании — это было бы трусливым и бесчестным поступком.
2 Мы не можем передать Филиппины Франции или Германии, нашим торговым соперникам на Востоке, — это была бы плохая и невыгодная для нас экономическая политика.
3. Мы не можем предоставить филиппинцев самим себе, так как они не подготовлены для самоуправления и самостоятельность Филиппин привела бы вскоре к такой анархии и к таким злоупотреблениям, которые были бы хуже испанской войны.
4. Для нас не остается ничего иного, как взять все Филиппинские острова, воспитать, поднять и цивилизовать филиппинцев и привить им христианские идеалы, ибо они наши собратья по человечеству, за которых также умер Христос.
После этого я лег в постель и заснул крепким сном".
Закончив цитировать, Макарчер громко рассмеялся, но, внезапно оборвав смех, наставительно произнес:
— Мало кто у нас помнит ночь на четвертое февраля тысяча восемьсот девяносто восьмого года под Манилой… Советую вам припомнить это событие и быть уверенным: если нужно, такая ночь повторится в тысяча девятьсот сорок шестом году. Это может вам гарантировать высшее командование Филиппин…
Он вынул необыкновенно длинную папиросу и стал неспеша ее раскуривать, словно ни секунды не сомневался в том, что собеседник будет терпеливо ждать, пока он не заговорит снова.
И, как это ни странно было для Гопкинса с его нетерпением и нетерпимостью, с его привычкой не считаться ни с кем, кроме Рузвельта, Гарри действительно ждал.
Макарчер заговорил, но речь его на этот раз была краткой.
— Вот, собственно говоря, и вся суть вопроса о так называемой "независимости" Филиппин.
Он умолк и затянулся с таким видом, как будто разговор был окончен. В действительности его разбирало любопытство узнать, что ответил бы на его последние слова президент. Никто не мог бы этого сказать лучше Гопкинса. Но Макарчер не задал прямого вопроса. А Гопкинс не проявил никакого желания говорить. Он полулежал со льдом на животе и казался равнодушным ко всему на свете.
Подумав, Макарчер сказал:
— Знаете, какую трудно поправимую ошибку совершили тогда наши?
— В чем? — не открывая глаз и еле шевельнув губами, спросил Гопкинс.
— В деле с Филиппинами.
Гопкинс подождал с минуту.
— Ну?..
— Не сунули себе в карман Формозу вместе с Филиппинами.
Гопкинс приподнял веки и удивленно посмотрел на генерала.
— Филиппины — это Филиппины, а Формоза…
Он пожал плечами и снова опустил веки.
Макарчер зло засмеялся:
— Мы напрасно позволили джапам проглотить этот кусок.
— Когда‑нибудь он застрянет у них в горле.
— Чорта с два!
— Рано или поздно китайцы отберут его обратно.
— Только для того… чтобы он стал нашим.
— Опасные идеи, Мак…
— Формоза должна стать американским Сингапуром. Она даст нам в руки ключи Китая. Мы никогда, слышите, Гарри, никогда не сможем помириться с этой ошибкой! Рано или поздно мы должны будем ее исправить… хотя бы руками китайцев.
— Не понял.
— Пусть это будет началом: "Формоза для формозцев!" Прогнать оттуда джапов…
— Чтобы сесть самим?
— Непременно. Держа в руках Формозу, мы всегда будем хозяевами юга Китая.
— В этом есть что‑то здравое, — пробормотал Гопкинс. — Но из‑за Формозы мы не стали бы воевать с джапами.
— Не мы. Пусть воюют китайцы… А там… — Макарчер выпустил тонкую струйку дыма, послав ее к самому потолку купе. — Там… — Он покосился на Гопкинса и как бы вскользь проговорил: — Если бы это дело поручили мне…
— Вы втянули бы нас чорт знает в какую передрягу, — раздраженным тоном проворчал Гопкинс. — Перестаньте, Мак. Мы никогда на это не пойдем, прежде чем будет решен главный вопрос на Тихом океане — мы или японцы?
— А тогда?
— Ну, тогда все будет выглядеть совсем иначе. Тогда мы, вероятно, охотно развяжем вам руки.
— Если же дела пойдут так, как вы думаете…
— Я ничего не думаю, Мак, решительно ничего!
Макарчер усмехнулся:
— Хорошо. Если дела пойдут так, как думаю я, первым шагом будет Формоза…
— История пойдет закономерно, — задумчиво проговорил Гопкинс, — мы должны оказаться воспреемниками всего, что вывалится из рук Англии и Японии, вообще всех.
— Тогда мы возьмем себе Сингапур и Гонконг. Быть может, речь пойдет об Австралии и Новой Зеландии. Когда развалится Британская империя, а она развалится как дважды два, мы поможем ей в этом. Самостоятельное существование Австралии и Новой Зеландии — абсурд. Обеспечить им место в мире сможем только мы, американцы. Мы знаем, что нам нужно на Тихом океане. Эта вода будет нашей водой, Гарри, только нашей. Мы никого не пустим туда, после того как к чортовой матери разгромим японцев… и англичан.
— Вон как! — иронически проговорил Гопкинс.
Макарчер утвердительно кивнул головой, выпуская струю дыма, потом грубо повторил:
— К чортовой матери! Мы будем полными дураками, если не сумеем подготовить этот разгром, доведя джапов до полусумасшествия войной в Китае. Понимаете, Гарри, мы поможем китайцам до тех пор кусать японцев, пока у тех не появится пена у рта. Я готов собственными руками стрелять в дураков, которые еще пытаются пищать, будто Япония не главная наша беда. Да, правда, где‑то там, в далекой перспективе, я вижу дело поважнее, покрупнее, чем драка с Японией, — я имею в виду ликвидацию красной опасности в корне, раз и навсегда. Но все это потом. Сначала Япония, и еще раз Япония. Китайцы должны вымотать ей кишки. А она китайцам. Угроза овладения Азией проклятыми островитянами должна быть предотвращена раз и навсегда. Англия — это тоже не так сложно. Азия должна быть нашей. Но только очень близорукие люди могут думать, что нашей задачей является полное уничтожение Японии. Понимаете?
— Пока не очень, — меланхолически ответил Гопкинс.
— Жаль. Это так просто: Япония должна стать нашим опорным пунктом для разгрома Советов.
— Не слишком ли много разгромов и не слишком ли много баз, а?
— Ровно столько, сколько нужно, чтобы получить то, что мы хотим. Мы никогда не займем принадлежащего нам места, если вздумаем месить тесто своими руками. Японские офицеры и унтер–офицеры составят костяк той многомиллионной китайской армии, которая одна только и сможет занять позиции по нашей границе с Советами.
Гопкинс рассмеялся и тотчас сделал болезненную гримасу:
— Милый Дуглас, вы что‑то напутали: у нас нет ни одной мили общей границы с русскими!