Гордая птичка Воробышек - читать онлайн книгу. Автор: Янина Логвин cтр.№ 121

Да, он хотел меня и был готов к близости, я чувствовала это в доме его отца. До сих пор хотел ту, через которую не получилось просто перешагнуть и отпустить, как других. Забыть уже на утро. Это куда ближе к истине, куда ближе к тому, что можно назвать желанием, — назойливым, быть может, неутоленным, но могу ли я за то пенять ему? Тому, кто сам вызывает во мне столько чувств, что впору бежать от них сломя голову. Бежать от парня, рядом с которым мне так спокойно, словно я напрочь отрешена от мира со всеми его бедами. К которому меня тянет точно магнитом. Рядом с которым… Да, я должна признаться себе! Рядом с которым я хочу быть больше всего на свете, и которому никогда не признаюсь в том.

И все же, как он может меня хотеть? Измятую чужими руками, с исцарапанным лицом и измученными губами, представшую перед ним в таком неприглядном свете? Как? Ту, из-за которой пострадал его дом? Из-за которой он едва не пострадал сам! Это жалость, это сочувствие и все, что можно считать человечностью, это минутное притяжение, — ведь я давно поняла, что Люков вовсе не ледяная глыба.

Господи! — я вновь вспоминаю все, произошедшее с нами, и закрываю лицо руками. — Какая ужасная ситуация! И как ужасно, что мое прошлое сегодня коснулось Ильи.

В комнате достаточно тепло, однако меня все равно бьет непроходящая дрожь. Я стягиваю джинсы, но остаюсь в свитере и послушно забираюсь в постель — похоже, слушаться и доверять Люкову уже входит у меня в привычку.

Постель большая и холодная, не уютная, чужая. Я ложусь на самый край и укрываюсь одеялом до подбородка, желая по минимуму ощутить себя ее частью. Жду Люкова, не смыкая глаз, так и не выключив свет, и не прикрываю глаза даже тогда, когда он выходит из ванной комнаты и подходит к кровати. На мгновение склоняется надо мной, обдав запахом мужского геля и свежести, сдергивает подушку, свернутый в валик плед, еще один и расстилает себе на полу походную постель вблизи от меня. Щелкнув выключателем, раздвигает шторы — так, чтобы снежная ночь осветила комнату, и, не раздеваясь, ложится на пол, оставшись в джемпере и джинсах, забросив руки за голову.

И замирает, не выдает себя в тишине ни одним движением. И лишь спустя длинный выдох…

— Спокойной ночи, Воробышек.

И мой прервавшийся вздох…

— Спокойной, Илья.

И вновь тишина. И густая полутьма ночи, в которой мы долго лежим молча без сна, думая каждый о своем.

Я знаю, что он не спит. Его спокойное дыхание едва слышно, но ему не обмануть меня. Я поворачиваюсь на бок, затем на живот и чуть сползаю с края кровати, желая видеть хотя бы тень Люкова.

— Илья… — окликаю шепотом парня, упирая подбородок в подушку. — Ты спишь?

— Нет, — тихо отвечает он, подтверждая мою догадку. — Так же, как ты. Что случилось, птичка? Тебя что-то беспокоит?

— Нет, — дергаю я подбородком, пусть он этого и не видит, и тут же признаюсь: — То есть, да…

— Что? — бесцветно интересуется Люков.

— Собственная глупость. Илья, извини, я так глупо повела себя, когда ты сказал, что… когда я спросила тебя… Как маленькая, честное слово!

— Ну, не такая уж ты и взрослая.

— Но и далеко не подросток же, чтобы так шарахаться от слов на ровном месте! Глупо.

— Нет. Это мне не стоило говорить. Не знаю, что на меня нашло, — он шумно вздыхает. — Спи, Воробышек, уже поздно, я не собираюсь набрасываться на тебя.

— Знаю. Просто я хотела…

— Что? — Я чувствую, как Люков напрягается, поворачивая лицо в мою сторону. — Что же ты хотела, птичка? Кристальную слезу единорога? Или звезду с неба? Сегодня до неприличия звездная ночь, пожалуй, я мог бы попробовать.

Улыбка сама собой трогает мои губы: он все еще пытается приободрить меня.

— Сегодня я не стану загадывать желание, Илья.

— Почему?

— Потому что глупо желать большего, чем ты для меня сделал.

— Жаль, — серьезно отвечает Люков, снова направляя взгляд в окно, где светит заметно пополневшее с нашей прошлой встречи ночное светило. — Веришь, так и чешутся руки ухватить эту проклятую луну за хвост.

Он опускает руку на бедро полусогнутой ноги. Сдернув плед, чертыхается, недобро помянув градовский отель.

— Я хотела объяснить, о завтрашнем дне…

— Я говорил, птичка. Тебе не стоит больше бояться Ящера. Просто забудь о нем.

Просто забудь… Если бы это было так легко! Но…

Как он может так чувствовать меня? Буквально угадывая то, о чем я думаю? Разве так бывает? Но Люков удивительный, и я не могу не сказать ему об этом, выудив из водоворота мыслей самую неожиданную.

— Ты удивительный человек, Илья. Я очень хочу, чтобы ты был счастлив. И сердце у тебя вовсе не с желудь размером, — это Донг в сердцах сказал, — а большое и отзывчивое.

Он вновь молчит и смотрит на меня, а я… Я, подавшись вперед, высвободив руку из-под одеяла, черчу пальцами непонятные узоры на ковре, все крепче прикипая к парню взглядом.

— Не знаю, смогу ли я забыть Игоря. Позволит ли он мне забыть о себе, но, Илья, я очень тебя прошу, не связывайся с ним. Грег злопамятный, он не привык к унижению, не привык получать отпор.

— Все когда-нибудь бывает в первый раз, птичка. Если понадобится, я закреплю за Ящером это знание.

— Бывает, — соглашаюсь я. — Да, я теперь знаю, что даже такого, как он, можно остановить, и все же… Я не хочу, чтобы у него появился хоть малейший шанс навредить тебе. Я так испугалась, когда ты вернулся, я видела, каким он бывает жестоким…

— Воробышек…

— Возможно, я в конце концов сдамся, — я говорила, Игорю под силу причинить вред моей семье, он не остановится ни перед чем, — но я никогда не соглашусь быть… никогда не буду с ним по доброй воле. Понимаешь?

Я протягиваю руку, нахожу его ладонь и вплетаю в нее свои пальцы. Новая неожиданная мысль вместе с пробуждающимся в моем теле теплом всплывает из водоворота на поверхность, и я признаюсь:

— Знаешь, а ведь я купила елку и новогодние игрушки, я помню, ты хотел. Только, кажется, их разбили.

— Воробышек, что ты делаешь? — шепотом спрашивает Люков, безвольно встречая мое прикосновение.

— Не знаю.

— Женя…

— Илья…

— Ты понимаешь, что я не смогу остановиться?

— Не останавливайся…

Люков осторожно высвобождает ладонь из моих пальцев и садится на полу, уронив волосы на лицо.

— Черт! Птичка, — шепчет с досадой, — это выше моих сил! Все же мне лучше уйти! — Стремительно поднявшись, бросает подушку и плед в кресло, направляясь к двери. — Ты спи. Я вернусь за тобой утром.

Вот так — коротко оборвав нити, уходит светлой тенью в ночь, оставляя меня одну, а я понимаю, что не хочу отпускать его. Не могу! Потому что это тоже выше моих сил — остаться без него. Потому что все, что я думала о нем, думала о себе — все ерунда! Глупость! Тлен! Ничто! Пыль перед откровением, накрывшим меня с головой. Пониманием, что только он сейчас важен для меня, только его близость, только его руки, только его тепло.