– Какую смесь вы использовали? – спросил Ватсон. – В танке?
– Майор, боюсь, у вас точно проблемы с головой.
– Поначалу я решил, что это порошок «дьяволовой ноги», – продолжил Ватсон. – Впрочем, вы слишком молоды, чтобы помнить об этом приключении. О корне растения под названием «дьяволова нога». Это экстракт Physostigma venenosum или калабарских бобов, хотя сию деталь я не включил в изданный в «Стрэнде» рассказ, чтобы никто другой не поддался искушению использовать ужасный наркотик.
[115] Но, подумал я, его можно обнаружить лишь в Африке, и не в Южной Африке, а, в основном, вдоль берегов Убанги, которая образует границу между Французским и Бельгийским Конго…
– Я никогда не бывал в Африке! – запротестовал Кэрдью.
– Нет. Как и все прочие здесь, насколько мне известно, – по крайней мере, не в центральной части континента. Опыт Туэйтса был не в счёт; он совершил путешествие не через континент, но на корабле, который пришёл в Кейптаун и вышел оттуда же. И поскольку корнуоллский образец был уничтожен, единственным оставшимся в этой части света сделался тот, что хранится в лаборатории в Буде. Так что я стал размышлять над этим делом дальше. Итак, не дьяволова нога. Возможно, что-то европейское. Как вам пришло в голову использовать спорынью? Может, дело в здешних полях ржи, одичавших и заражённых ею? И вы отыскали способ, благодаря которому ядовитые испарения сработали, невзирая на множество других примесей в воздухе… Я отчасти впечатлён. Но вы человек науки, искатель решений, не так ли?
Кэрдью опять ничего не сказал, просто сделал большой глоток бренди.
– Вы знали в начале исполнения своего замысла, что спорынья вызывает сужение кровеносных сосудов? Оно поражает мозг и конечности, вызывая гангрену. Вот почему вам пришлось избавиться от трупов, верно? Доктор умер последним, и гангренозные симптомы у него были самыми выраженными. И бедный Хичкок. Поначалу я решил, что, сидя за пианино, он плакал от боли. Теперь я думаю, что он испытал кое-что более страшное для музыканта, – он не ощущал свои пальцы. Их кончики теряли чувствительность. Вот почему он стучал по клавишам. Гангрена приближалась, и я подозреваю, вы подтолкнули его на пути, использовав ещё немного своего дьявольского снадобья, в надежде что мы не станем его слишком тщательно обследовать.
– Чушь собачья.
– Возможно. Я точно не знаю, как всё было с Хичкоком. Но я заметил, что керосинка в его комнате была включена, – а я её выключил, когда уходил, и попросил принести ему побольше одеял. Её тоже протёрли начисто. Выходит, вы с её помощью заставили его вдохнуть яд? Не имеет значения. Пока мы говорим, вашу комнату и мастерскую обыскивают на предмет созданного вами мерзкого зелья.
– Я не… – Кэрдью сглотнул. – Я бы не стал. То, о чём вы говорите, чудовищно.
– Как и то, что поставлено на карту. Я взглянул на ситуацию вашими глазами. У нас с этой машиной только один шанс, и вы хотели убедиться, что он будет правильным. Что такое восемь мертвецов против миллионов? Восемь человек умирают каждую минуту где-то там из-за этой войны. И я уверен, у вас были и другие планы, позволяющие замедлить прогресс. Но я спрошу вас опять: убийство тех людей в танке было намеренным? И какие ещё схемы вы задействовали?
Кэрдью втянул щёки и начал жевать одну из них.
Дверь распахнулась, в проёме показался Суинтон, за ним – два военных полицейских.
– Ну что? – спросил Ватсон.
Суинтон, предусмотрительно надевший перчатки, продемонстрировал стеклянный сосуд размером с банку для варенья, до половины наполненный чёрной маслянистой жидкостью.
– Внутри панели за кроватью в его комнате. Ещё там был, похоже, закодированный рецепт приготовления. – Он посмотрел на Ватсона: – Что это такое?
– Подозреваю, суспензия, которая включает спорынью. Claviceps purpurea, возможно, или другую разновидность. Она заражает разнообразные злаки и, будучи употреблённой в пищу, вызывает эрготизм – ignis sacer, огонь святого Антония. Симптомы включают сильное жжение в конечностях, галлюцинации, гангрену и смерть.
– Кэрдью… – начал Суинтон дрожащим от гнева голосом.
– Один момент, полковник. – Ватсон снова обратил внимание на молодого инженера. – По-моему, мы вот-вот узнаем все детали.
– Не от меня, – прорычал молодой человек.
– Это ваш лучший шанс, – сказал Ватсон.
– Вы никогда не узнаете правды.
– О, я думаю, узнаем, – сказал Суинтон и шагнул в сторону, впуская в комнату военных полицейских.
– Не из моих уст.
Одним плавным движением Кэрдью схватил бренди, которым пренебрёг Ватсон, и осушил стакан до дна. Он постоял пару секунд, глядя на майора, потом коротко рассмеялся и кашлянул. – Яд необязательно… необязательно вдыхать в виде дыма, майор. Он… – Кэрдью шагнул назад: – …Работает и растворённым в жидкости. Что вы должны были узнать на собственном опыте.
Ватсон вскочил со стула и подбежал к инженеру, намереваясь вызвать у него рвоту, но Кэрдью прижал левую руку ко рту и попятился. Из кармана он вытащил пистолет, который конфисковал у Ватсона в танке.
– Не подходите, – пригрозил он сквозь пальцы. – Или я убью майора.
Ватсон поднял руки, показывая, что дальше не пойдёт.
– Послушайте, Кэрдью, танки отправят на фронт через несколько недель с вами или без вас. Теперь слишком поздно останавливаться. Черчилль, Хейг, прочие кабинетные царьки – им наплевать, что экипаж был убит или сошёл с ума. Они просто соберут новый. Мертвецы не имеют значения. Вы же умный малый. Не надо от всего отказываться. – Ватсон рискнул сделать один шаг вперёд. – Мы можем заявить о временном помешательстве. Столько часов работы с машинами, напряжение бессонных ночей, проклятые пары бензина… вызовите рвоту, немедленно. Токсин не может действовать так быстро. Господи боже, вы ведь не хотите умереть от безумия и гангрены.
Лицо Кэрдью расслабилось. Его левая рука упала, и он чётко проговорил:
– Знаете, вы совершенно правы.
Инженер приставил пистолет ко лбу и нажал на спусковой крючок.
Звук выстрела оказался почти таким же громким, как крик Ватсона.