Компас сердца. История о том, как обычный мальчик стал великим хирургом, разгадав тайны мозга и секреты сердца - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Доти cтр.№ 38

Мы втиснулись в машину, заваленную пустыми банками из-под пива. Громко включив музыку, мы неслись сквозь ночную мглу. Я начал было впадать в счастливое оцепенение, как вдруг услышал голос:

– Пристегни ремень, живо!

Я вздрогнул и встревоженно огляделся. Один из моих приятелей, удобно устроившийся на переднем сиденье, громко пел и бросал в окно пивные банки. В такт его фальшивым завываниями покачивал головой водитель. Третий наш собутыльник спал рядом со мной на заднем сиденье. Никто из них явно не произносил эту фразу.

Мы ехали на классическом «Форде Фэрлейне» 1964 года, принадлежавшем матери одного из моих друзей. Никто из нас не знал, что шины были практически лысыми. На заднем сиденье имелись ремни безопасности, и я успел дотянуться до своего как раз в тот момент, когда мы круто повернули. По мокрому асфальту машину начало заносить то на обочину, то на встречную полосу. Я почувствовал, как напрягся ремень безопасности, когда на меня подействовала центробежная сила. А затем, словно во сне, я увидел, как машина врезалась в большое дерево, из-за чего перевернулась на крышу.

После этого я отключился.

В сознание меня вернули чьи-то стоны. Я лежал на мокром тротуаре рядом с машиной. Не знаю, выбросило ли меня из нее при столкновении или же кто-то вытащил меня наружу. Водитель неподвижно склонился над рулем. Я ощутил жгучую стреляющую боль в спине, однако ног не почувствовал. Я попробовал пошевелить ими, но они не слушались.

Меня затошнило, я попытался встать и услышал разговор. «Парк Рок Грик… Это в миле отсюда… Один из нас должен пойти… Мое колено… Оставайся с ним». Составить ясную картину происшедшего из этих слов мне не удалось. Я закрыл глаза, чтобы мокрая мостовая охладила мое лицо. Все тело словно пылало в огне, но я почему-то был уверен: все наладится, если лицу будет холодно.

Центр Уолтера Рида находился всего в миле от нас, и мой сосед, который отделался легкими порезами да ссадинами, отправился туда пешком. В госпитале он попросил отправить машину «Скорой помощи», чтобы нас подобрали. Но ему отказали, сославшись на то, что здесь не занимаются авариями, которые произошли за пределами базы.

Не утратив присутствия духа, он «реквизировал» государственный автомобиль и поехал на место аварии. Я кричал от боли, когда меня затаскивали на заднее сиденье и вносили в приемный покой. Было нечто сюрреалистичное в том, что меня осматривали мои же товарищи по резидентуре. Несколько часов назад мы все были врачами, однако сейчас некоторые стали пациентами. У моих друзей обнаружились разрывы сухожилий и порезы, а у одного – довольно серьезный ушиб грудной клетки и сотрясение мозга, но в целом ничего страшного.

Я единственный ехал с пристегнутым ремнем безопасности и единственный получил серьезные травмы: рассечение тонкого кишечника, разрыв селезенки и перелом позвоночника в нижней части поясничного отдела. Травмы брюшной полости требовали немедленного вмешательства, и меня спешно повезли в операционную.

Став пациентом, я увидел над собой яркие лампы операционной. Я словно почувствовал все, что ощущали пациенты, побывавшие здесь до меня, – приливы боли, страха и беспокойства. Я слышал голоса. Казалось, будто я очутился в комнате, забитой людьми, и все они говорили одновременно: «Что, если я не очнусь?», «Пожалуйста, господи, пусть все будет не так серьезно!», «Я должна была сказать, что люблю его, хотя бы еще один разок», «Что, если я больше никогда не смогу ходить?», «Что они будут без меня делать?», «Помоги. Я не хочу умирать».

А потом я услышал спор. Я открыл глаза и увидел, что нахожусь в реанимации. Боль была невыносимой – сильнее, чем я мог себе представить. Мой живот был перевязан. Ослепленный ярким светом, я закрыл глаза и начал слушать, как спорят завотделением общей хирургии и заместитель заведующего нейрохирургического отделения. Речь шла обо мне.

Дело было плохо. Это я понял, несмотря на боль: дало о себе знать медицинское образование. После операции давление неумолимо падало. Оно было таким низким, что диастолическое давление вообще не поддавалось измерению. Систолическое же (большее из двух чисел в показателях кровяного давления) составляло всего сорок, хотя должно быть минимум в два-три раза больше. Зато пульс превышал сто шестьдесят ударов в минуту. Очевидно, у меня шок, вызванный кровопотерей. При этом она все увеличивалась, что свидетельствовало о наличии внутреннего кровотечения. Вскоре давления не хватит, чтобы обеспечивать кровью жизненно важные органы. Я понимал, что это означает. Вскоре у меня остановится сердце. Мозг умрет. Я умру.

Я подумал, что не так должна была сложиться моя жизнь. Я не должен был умереть подобным образом.

В следующую секунду пространство словно сместилось – я оказался у потолка и теперь смотрел на самого себя сверху вниз. Я больше не чувствовал боли. Я видел, как лучи света выходят из лампочек по зигзагообразной траектории. Я видел каждую капельку жидкости в полиэтиленовом пакете капельницы. Я видел макушку заведующего, а также мельчайшие капли пота у него на лбу. Я посмотрел вниз и увидел себя на кровати. Я выглядел крохотным и хрупким. И мертвенно-бледным. Я видел мониторы, линии и числа, хаотично скачущие вверх и вниз. Мне казалось, будто я слышу, как по венам движется моя кровь, и стало очевидно, что ее недостаточно. Я слышал собственное сердцебиение. Оно звучало как далекие-далекие барабаны, на которых выстукивают быстрый ритм. Я наблюдал за всем этим, не испытывая никаких эмоций. Мне не было грустно – просто я в точности знал, что происходит со мной и вокруг меня.

Завотделением общей хирургии настаивал, что не мог пропустить кровоточащий сосуд в брюшной полости и что это в принципе не может быть причиной потери крови в моем случае.

– Ты явно что-то упустил, – орал нейрохирург. – Его кровь насыщается кислородом, и у него нет серьезных переломов. Кровь теряется где-то в области живота.

Передо мной будто пьесу разыгрывали. При этом я чувствовал отчаяние и страх одного из спорщиков, а также самоуверенность другого. Я воспринимал все эмоции, которые испытывал каждый из присутствующих в палате.

Я увидел, как нейрохирург положил руку на мою ногу.

– Идиот! Если ты сейчас же не вернешь его в операционную, это сделаю я!

Наконец заведующий сдался. Сверху я наблюдал, как меня катят в операционную. Одна из медсестер нагнулась и шепнула мне на ухо:

– Оставайся с нами, Джим. Ты нам нужен. С тобой все будет в порядке.

И наступил полный мрак.

То, что я пережил после, мне так и не удалось ни объяснить, ни забыть. Еще сильнее озадачивает тот факт, что все увиденное мною неоднократно описывали другие люди, причем на протяжении многих столетий.

Я обнаружил, что плыву по узкой реке. Поначалу медленно. Впереди показался яркий белый свет, очень напоминавший тот, на который я столько раз смотрел в лавке чудес. Я набрал скорость и стремительно понесся ему навстречу. Вдоль обоих берегов реки я заметил знакомых людей. Мне показалось, что я увидел отца. Мне показалось, что я увидел Рут. С невиданной силой мною овладело чувство, что меня любят и принимают таким, какой я есть. Многие из тех, кого я видел, были еще живы. Я видел маму в банном халате. Смеющегося брата в нашей детской комнате. Девушку по имени Крис, в которую был влюблен в старших классах. Я видел свой старый оранжевый «Стингрей». Я видел, как еду на автобусе в Ирвайн и как впервые примеряю белый халат. Я видел, как поворачиваю голову навстречу туманной дымке в ночь перед аварией. Белый свет становился все теплее и ближе. Он становился больше. Внезапно я осознал, что если сольюсь с теплым манящим светом, то перестану быть частью этого мира. Я умру. «Нет!» – крикнул я (во всяком случае, думаю, что крикнул) и тут же вернулся назад, отдалившись от света. Словно до предела растянул резинку, а затем отпустил ее. Обратный путь промелькнул перед моим мысленным взором так быстро, что я ничего не успел осмыслить. Все, кто приветствовал меня, начали исчезать.