– Фамилия, имя? – монотонно начал следователь.
Он задал мне практически все те же вопросы, что спрашивали опера, но в отличие от них он фиксировал мои ответы в протокол.
– Хорошо, – методично произнес полицейский, подводя итог первой части беседы. – Расскажите, что за важный разговор у вас должен был состояться с Пэн Сяодэном.
– Товарищ следователь, с Пэн Сяодэном мы вместе учились в Харбине, мы друзья, и я не могу вам рассказать, зачем он меня приглашал.
– Вы не заметили в его поведении ничего странного?
Я скорчил угрюмое лицо, осунулся, наклонил голову, придав себе жалкий вид, но при этом не отрываясь смотрел полицейскому в глаза.
– Пэн был очень напряжен, – начал я вспоминать свои впечатления от встречи – Он был в темных очках и не снимал их даже в баре.
Мне нужно было вспоминать и выдавать следаку именно детали. Я полагал, они уже протрясли все места, где был в тот день Пэн, и знали многое. Знали они и то, когда и как мы расстались и как я вернулся в Гуанчжоу.
– Вы не интересовались почему?
– Я спрашивал его. Он сказал, что за ним кто-то следит.
– Кто?
– Он не сказал, кто точно. Он постоянно повторял, что ему жаль отца, и что он устал от такой жизни, и что хочет завязать, и что…
– С чем завязать? – ловко ухватился за как будто нечаянно оброненное мною слово полицейский.
Я ему подыграл: изобразил на лице досаду за почти выданный секрет и замолчал. Я отвернулся от него и стал смотреть в окно. Кабинет был расположен на первом этаже, окна выходили на тротуар. Около минуты я, ни о чем не думая, разглядывал прохожих, шедших по своим делам. Я понимал, что у полиции не было ничего против меня – они это и сами понимали…
– С чем завязать? – громко повторил следователь.
Я оторвался от заоконной картины и снова посмотрел на него.
– С наркотиками, – ответил я и опустил голову.
– Он был наркоманом?
– Почему вы говорите был?
– Извините, – стушевался следователь, после того как его уловка не прошла.
А то, что это была уловка, сомневаться не приходилось.
– Я не могу вам вот так взять и сказать, что мой друг наркоман. Это неэтично, некультурно, понимаете или нет? – Не поднимая головы, я стал оправдывать друга.
– Мы сейчас должны вместе с вами найти его! Информация от вас может быть для нас очень ценной.
– Ладно, – согласился я. – В последнее время он сильно подсел на наркотики и в этот раз просил меня организовать лечение за границей.
– Почему он обратился именно к вам?
– Я не знаю. Может, не хотел, чтобы кто-то из его знакомых узнал об этом.
– И что вы ответили на его просьбу?
– Я честно ответил, что даже не имею представления, где находятся нормальные клиники, потому что ни разу не сталкивался с такой проблемой.
– Дальше.
– Что дальше?
– Как он отреагировал на ваш отказ помочь ему?
– Я ему не отказывал в помощи, я лишь признался, что не знаю, как именно ему помочь, – решительно поправил я следователя.
– Хорошо, – согласился следователь, – какова была его реакция на такой ваш ответ?
– Он сказал, что мечтает избавиться от наркотической зависимости и просто пить!..
Полицейский продолжил заполнять протокол. Через три часа нашей беседы он смог восстановить день нашей встречи практически по минутам. Я рассказал ему все свои перемещения после расставания с Пэном, рассуждая о том, кто мог бы подтвердить мои слова. У меня было железное алиби, поэтому меня отпустили. В деле таинственного исчезновения Пэн Сяодэна для китайского правосудия я оставался лишь свидетелем…
Я мог только предполагать дальнейшую судьбу Пэн Сяодэна. Но я почти уверен, что Пушкин оказался на родине своего двойника-классика и работал на ее благо.
Глава XV. «Год старика»
«Если шпионское донесение еще не послано, а об этом уже стало известно, то и сам шпион, и те, кому он сообщил, предаются смерти».
Сунь Цзы. Глава XIII. Использование шпионов
Время: 2010 год
Место: Гуанчжоу
С момента шэньчженьских событий прошел почти год. За все это время я не получил из Центра ни одного сообщения. Сам на контакт не выходил, придерживаясь в этом плане даосской философии об идеальном правителе, который, по традиции, должен был руководить «недеянием» и «предоставлением всего самому себе». Я понимал: несмотря на то что со мной контактировали лишь Минин и Никифоров, о моем существовании знало еще как минимум несколько человек. Поэтому, даже если считать, что оба они выбыли из игры, в случае необходимости новые кураторы вышли бы на меня.
Не получая никаких заданий по линии разведки, я вплотную занялся бизнесом. Компании удалось перебороть кризис, финансовые показатели заметно улучшились. Освоенные нами торговые направления шли в гору. Компания «Викола», которую сосватал нам Минин, почти монополизировала российский рынок лечебных пластырей, а мы, как известно, являлись их представителями в Китае и неплохо на этом зарабатывали: объемы поставок, как и наши доходы, росли как на дрожжах. Очевидно, в России у них была серьезная протекция, или, проще говоря, крыша. В 2009–2010 годах моя компания приняла участие в пятидесяти трех выставках России. Наш логотип, бордовый квадрат, знал почти каждый, кто работал с Китаем.
Я много ездил по стране: принимал участие в конференциях производителей, посещал заводы, писал статьи в российские и китайские деловые издания. Время от времени писал материалы по химии в научные издания, в основном китайские и американские.
В феврале 2010 года меня, после того как я собрал кучу рекомендательных писем, приняли в ассоциацию химиков КНР. Поднаторев в бизнесе, читал лекции в китайских ассоциациях о специфике работы с российскими компаниями. В России я не был уже два с половиной года, и, по моим подсчетам, в ближайшие полгода меня должны были вызвать на Родину. Ведь мои уколы никто не отменял, теперь я помнил, что их нужно было ставить каждые три года.
Моя жизнь становилась размеренной, подобно воде горной реки, уставшей от крутых перекатов и вдруг попавшей в спокойно текущую по равнине реку десяти тысяч источников. Я продолжал почти ежедневные занятия тайцзичуань, часто присоединяясь к старичкам, которые занимались гимнастикой прямо у нас во дворе. Для меня эти на первый взгляд безобидные занятия были частью разведывательной работы.
Молодые китайцы не жаловали занятия с пенсионерами по двум причинам. Во-первых, нужно было вставать в шесть утра, а во-вторых, «не царское это дело, какая-то гимнастика» – думали многие из них. Как ни парадоксально, но именно по этим двум причинам я и занимался гимнастикой.