— У него есть жена, женщина. Он слишком стар, чтобы нуждаться в мамочке, — сердито пробурчал он как-то вечером, когда, придя домой, обнаружил, что гостиная захламлена разбросанным повсюду фотографическим оборудованием, пачками снимков и прочими принадлежностями.
— Начо, ми амор, у него были тяжелые времена. И теперь он остался совсем один, — запротестовала она, следуя за ним в кабинет.
— Вот как? Тогда почему он не попросит Элен вернуться к нему? Это ведь очень просто. Но если ты всегда будешь брать заботы о нем на себя, он даже не пошевелится.
— Он не знает, чего хочет, — сказала она жалостливым голосом.
— Он хочет иметь и хлеб, и торт, Мариана. Я не знаю, когда мы ошиблись в его воспитании, но по какой-то причине он не способен серьезно привязаться ни к чему. — Игнасио осуждающе покачал головой. — Он не захотел, чтобы Элен ушла от него окончательно, но не пожелал изменить свой образ жизни или попросить ее остаться. Он хотел бы, чтобы все вокруг него шло своим чередом, вроде как знакомые, но изрядно поднадоевшие часы. Я не осуждаю Элен за то, что она покинула его, хотя подозреваю, что в глубине души она надеялась, что этот шаг на него подействует.
— Что ты этим хочешь сказать? — заинтересованно спросила Мариана, устраиваясь в потертом кресле, которое Игнасио использовал для вечернего чтения после ужина.
— Я думаю, она рассчитывала, что ее решение оставить Рамона заставит его измениться, что он захочет удержать ее. Но он по своей сущности уклонист. Он допустил, чтобы произошло то, что произошло, а затем исчез на несколько месяцев, чтобы сделать вид, что ничего не случилось. Именно по этой причине он вернулся домой и живет с нами, поскольку скучает без них теперь, после возвращения в Чили.
— Я бы тебе не поверила, если бы не этот странный звонок. Полагаю, что Элен тоже тоскует без него. — Она припомнила напряженный голос невестки и с опозданием распознала в нем молчаливый крик о помощи.
— Готов спорить, что так оно и есть.
— Ты думаешь, она сожалеет об отъезде?
— Дома трава всегда зеленее.
— Возможно, не настолько, как она предполагала.
— Видимо, да.
— Мы должны заставить его подумать над тем, что он наделал. Надо привести его в чувство. Похоже, что он не вполне осознает серьезность ситуации. Нельзя относиться к другим людям так, как он себе позволяет. Кто-то же должен научить его ценить человеческие чувства.
— Ты прав, — сказала она, опуская глаза. — Что я должна делать, Начо? Прогнать его?
— Так было бы лучше. Пока ты будешь кружить вокруг него, как заботливая пчелка, он не будет скучать без жены. — Заметив в серых глазах жены загнанное выражение, он вздохнул и снова покачал головой. — Я не буду настаивать, чтобы ты это сделала. Как я могу? Ты ведь его мать.
— Я хочу для него только лучшего.
— Тогда скажи, чтобы он больше к нам не возвращался.
Мариана горько засмеялась:
— О нет, Начо. Этого я ему не скажу. Твоя идея — ты и говори. — С этими словами она вышла из комнаты.
* * *
Рамон приехал на обед вовремя. Игнасио многозначительно посмотрел на жену, как бы молчаливо выражая свое недовольство все более продолжительным присутствием сына в их доме. Мариана сделала вид, что ничего не заметила, и налила Рамону стаканчик виски со льдом.
— Как дела, Рамон? Жаркий был денек? — добродушно спросила она. Но Игнасио не дал Рамону и рта раскрыть.
— Сын, ты уже решил, что будешь делать с Элен? — Игнасио опустился в легкое кресло напротив Рамона, ухитрившегося своими длинными ногами и руками занять почти весь диван. Тот отхлебнул виски, чтобы потянуть время. Еще с детства он побаивался таких вот лобовых вопросов отца и ощущал собственную слабость каждый раз, когда тот допрашивал его как нашкодившего школяра.
— Думаю, что мое следующее путешествие будет в Англию, папа, — сказал он, стараясь уступать не слишком быстро.
— Когда ты едешь? — настаивал отец.
— Ну, не знаю. Возможно, через пару месяцев.
— Через пару месяцев? А почему ты не можешь поехать раньше?
— Рамон очень занят своей работой, — выступила Мариана в защиту сына.
— Я тебя не спрашиваю, женщина, — отрезал Игнасио. — Рамон уже достаточно взрослый, чтобы самостоятельно отвечать на вопросы. Ради бога, тебе ведь уже сорок лет.
— Сорок один, — поправил его Рамон и улыбнулся матери.
— Точно. Ты давно уже взрослый мужчина. Пора остепениться и осесть на месте, а не болтаться по всему земному шару, как цыган.
Рамону очень хотелось сказать отцу, что это не его дело, но затем он вспомнил, что временно проживает в их доме, а следовательно, тот имеет право знать о его планах.
— Я хотел бы какое-то время побыть в Качагуа, начать работу над новыми проектами. Сейчас погода улучшается…
— Ты можешь пользоваться домом, — брюзгливо произнес Игнасио. — Он твой, когда ты захочешь, — добавил он, избегая взгляда Марианы, на лице которой было написано смущение.
— Но там нет никого, чтобы присмотреть за ним, — запротестовала Мариана, нахмурясь.
— А как насчет Эстеллы? — быстро спросил Рамон, тщательно контролируя свой голос, чтобы не выдать себя. Он очень хорошо знал, что отец заметит и проанализирует малейшее изменение в тональности его голоса.
— Ох, бедная, дорогая Эстелла, — вздохнула Мариана, опуская плечи. — Бедняжка, она была такой хорошей девочкой. Никто так не следил за домом, как она. Не знаю, как мы сможем без нее обойтись. — Она с видом обвинителя посмотрела на Игнасио. Взгляд Рамона перебегал с матери на отца, и он ощущал, как сердце уходит в пятки, оставляя за собой мучительную тревогу.
— Я должен был это сделать, женщина. Она не может одновременно обслуживать нас и заниматься ребенком, — ответил он, отметая все обвинения. — Рамон, она беременна.
— Беременна? — машинально повторил Рамон.
— Беременна, — подтвердила Мариана. — Бедное дитя. Ты знаком с тем молодым человеком, с которым она встречалась прошлым летом в Качагуа? — Рамон мрачно кивнул. — Так вот, негодяй ее обрюхатил и сбежал.
— Такое постоянно случается, Мариана, — устало возразил Игнасио.
— Но она мне нравилась, и эта девушка не заслуживает такого обращения. Она была совсем не такой, как эти женщины легкого поведения, которые слоняются вокруг порта в Вальпараисо. Эстелла была очень ответственной. Я скрутила бы этому мерзавцу шею собственными руками, если бы такая возможность представилась.
— И где же она сейчас? — спросил Рамон, ощущая тошноту в желудке и головокружение. Он опустошил стакан и сглотнул, чувствуя полнейший дискомфорт.
— Игнасио отправил ее обратно в Запаллар, — произнесла Мариана сдавленным голосом.