Инстинкты и смысл жизни. Почему в нас так много животного - читать онлайн книгу. Автор: Дуглас Кенрик cтр.№ 25

Это различие между настроением и суждением свидетельствует, что за эмоциональные реакции на других людей и перцептивные суждения об этих же людях в мозге отвечают два разных механизма. Это полностью противоречит положениям теории общего домена о модели усиления эмоциональной реакции. Другими словами, теория о том, что все можно объяснить при помощи одного единого принципа, пусть и экономична, но слишком примитивна.

Есть еще одна пользующаяся авторитетом теория общего домена, объясняющая человеческие отношения. Социологи называют ее теорией экономического обмена, и она является следствием того, что экономисты называют теорией полезности, или теорией рационального человека. По этой теории, мы — не собаки Павлова, а расчетливые и рациональные личности, если дело касается отношений. Согласно этой модели, все люди думают об отношениях точно так же, как брокеры на бирже думают о финансовых сделках, — мы покупаем акции, когда чувствуем, что в руки идет прибыль, и продаем их, когда считаем, что можем потерять деньги. Думаем мы о друзьях, родственниках, возлюбленных, коллегах или о незнакомых людях, общее предположение таково: мы стремимся получить оптимальное соотношение расходов и прибыли. В главе 11 «Глубокая разумность и эволюционная экономика» я буду более детально говорить о человеке с точки зрения экономики. А сейчас просто отмечу, что, как и в случае теории усиления эмоциональной реакции, экономические теории традиционно не были способны решить вопрос, почему один и тот же результат (просьба поцеловать, просьба помочь написать отчет или приглашение на обед) в зависимости от того, кто просит, в одних случаях считается выгодой, а в других — потерей.

Итак, экономичность теорий общего домена очень сомнительна. Эти теории слишком скупы на некоторые детали, которые могли бы помочь получить полные объяснения. Когда я сказал ранее, что мозг человека использует разные наборы правил при принятии решений в отношении разных людей, я защищал домен-специфическую, или предметно-ориентированную, теорию домена. С этой точки зрения не существует единого «Я» внутри вашего рассудка. Вместо него существует соединение модульных разновидностей «Я», причем каждая разновидность специализируется на том, чтобы хорошо делать какую-то одну вещь.

Мы получаем лучшее доказательство предметной ориентированности домена во время исследований животных, тех же самых исследований, которые породили теорию усиления эмоциональной реакции. В противовес упрощенным моделям, модным в 1960-е годы, некоторые психологи-бихевиористы начали искать доказательства, что правила приобретения условных рефлексов могут изменяться в зависимости от того, у какого вида формируется рефлекс и к чему. Рассмотрим правила, касающиеся того, как научиться остерегаться плохой или вредной пищи. По мнению бихевиористов-фундаменталистов, выработка условного рефлекса происходит успешнее, если подкрепляется стимулом срезу же. Например, если вы испытываете резкую боль, притронувшись к раскаленной сковороде, то вы усваиваете, что впредь не надо касаться неостывшей сковороды. При этом боль у вас не ассоциируется с салфеткой, которой вы вытирали сковороду пять минут назад. Однако исследования по выработке условного рефлекса на тошноту показали, что этот принцип иногда нарушается. Например, в четыре часа ночи у меня случился приступ тошноты. У меня не возникло ассоциации между тошнотой и ванной комнатой или даже алка-зельцером, который я принял за несколько минут до приступа. Я провел связь между своим больным желудком и креветками, которые ел на ужин несколько часов назад (как оказалось, я ошибался, потому что у меня на самом деле начинался грипп). В данном случае я сделал неверное заключение, которое было основано на частном исключении из правила выработки условных рефлексов, исключении, которое наблюдается и у других всеядных животных.

Джон Гарсия и Роберт Кёлинг обнаружили, что крысы запоминают, что не надо есть ту пищу, от которой им было плохо, даже если они ели ее много часов назад. Гарсия и Кёлинг также выявили, что осторожность к еде вырабатывается не так, как другие виды рефлексов: отказ принимать пищу возникает с первого раза, и впоследствии очень сложно избавиться от этого рефлекса. Например, в моем случае автоматически возникшее сильнейшее отвращение к возможным токсинам взяло верх, и я даже не подумал, что винить надо грипп, а не креветки. С тех пор уже от одной мысли об этих безобидных маленьких ракообразных меня мутит. В результате полученных выводов Гарсия и Кёлинг высказали революционное предположение, что разные формы приобретения рефлекса отражают различные адаптивные свойства. Всеядное животное сумеет лучше избежать токсичных веществ, вредное воздействие которых иногда проявляется не моментально, если выработает условный рефлекс на незнакомую пищу, съеденную несколько часов назад, и не будет есть любой новый корм. Как часто случается с инновационными идеями, многие ученые не сразу приняли предположения Гарсии и Кёлинга.

В исследованиях с едой есть еще одна функциональная изюминка. Далеко не любой сигнал вырабатывает отвращение и тошноту. История эволюции конкретных животных свидетельствует о том, что у них вырабатываются различные виды ассоциаций. Например, крысы плохо видят и пользуются органами вкуса и обоняния для поиска еды в ночное время, поэтому у них легко вырабатывается осторожность к пище с необычным вкусом и запахом, но для них не имеет значения, как она выглядит. Другая группа исследователей обнаружила, что у перепелок ассоциации вырабатываются по другой схеме: птицы отыскивают корм, полагаясь не на вкус, а на свое прекрасное острое зрение, поэтому у них развивается рефлекс отвращения к цвету новой пищи, а не к вкусу.

Итак, мозг животных — это не один или два домена, он представляет собой совокупность многих структур. Это революционное наблюдение касается не только отвращения к некоторым видам пищи. Дэвид Шерри и Дэниел Шактер изучили множество данных, доказывающих, что даже у птиц с их относительно небольшим мозгом имеется несколько видов памяти. Совсем разными правилами определяется то, как щебечут птицы со своими сородичами, как они запоминают, куда запрятали запасы орехов на зиму, причем эти две системы памяти абсолютно отличны от той, которая отвечает за умение распознавать, какая еда питательна, а какая вызывает расстройство. Что еще важнее, структуры мозга зависят от того, о каком животном идет речь. К примеру, у летучих мышей в мозге есть целый набор механизмов, которые позволяют им представлять спектрограмму ночного неба. А у их братьев-млекопитающих, обитающих на земле, такого устройства нет.

В XX веке было очень модно считать, что человеческий мозг увеличился в размере и вместе с этим в значительной степени утратил биологическую ограниченность.

Сегодня это утверждение так же безнадежно устарело, как и джинсы-варенки, расклешенные брюки и курение толстых сигар в калифорнийских ресторанах. С одной стороны, у нас, у людей, как и у крыс, разные отделы мозга отвечают за формирование отвращения или предпочтения к еде. В нашем мозге разные отделы помогают воспринимать чириканье воробья и цвет его крыльев, и эти системы в свою очередь тоже подразделяются (например, в механизме различения цвета и в механизме различения формы участвуют разные группы нейронов, а за различение движения отвечает третья система). Подобно этому в нашем мозге есть отдел, который участвует в процессе понимания слов, которые мы слышим, и другой отдел, который порождает слова, исходящие из наших уст.