Впрочем, даже к этому времени, то есть к вечеру злополучного дня, Андрей свихнулся еще не окончательно, и, хоть в его глазах и горел красным углем непрерывный огонь безумия, так что прохожие на улицах или шарахались от него, или осеняли себя крестным знамением, некоторая способность здраво рассуждать в Андрее еще сохранилась, он продолжал рыскать, словно волк в поисках добычи, по городу и выискивать свою заветную шапку, с которой была связана тайна, и никак не мог найти то, что ему было нужно. Наконец на некоем малюсеньком, практически блошином рынке, до которого всеобщая паника еще не докатилась, он увидел на прилавке обычную с виду шапку, и сразу же понял, что это как раз то, что ему нужно! Шапка была серая, невзрачная, к тому же армейская, очень дешевая, с прикрепленной к ней посередине небольшой красной звездой, но Андрей сразу почувствовал, что это именно она, та самая шапка, ради которой он оббегал все рынки города и обозвал идиотами, недотепами и спекулянтами всех сидящих на них торговцев. Кроме того, с находкой заветной шапки сама собой открывалась и заветная тайна, раскапывать которую уже не имело смысла, и это снимало с души поэта огромный груз, некий тяжелый камень, которые давил и мучил его весь день. Сразу же в голове его возникло гениальное стихотворение, называвшееся, разумеется, «Шапка», и он даже начал разрываться между желанием скорее бежать домой, в общежитие, и записать это стихотворение на бумаге и необходимостью приобрести заветную шапку. Однако желание купить наконец-то шапку все же оказалось сильнее, и он, наступив на горло собственной песне, решительно подошел к торговцу, явно нерусской национальности, приехавшему несомненно с юга, и глухим, а также порядком охрипшим голосом спросил:
– Сколько?
– Извыни, – ответил ему, улыбаясь, южный торговец, – не продается, сам ношу, дорогой, для себя купил, всю жизнь мэчтал ыметь такой шапка с красной звездой!
– Не продается? – ошалело прошептал уставший и оглохший от беготни Андрей. – Но почему не продается, зачем не продается, как не продается?
– Как-как, – ответил ему уже не так вежливо чеченский или грузинский торговец, и, между прочим, без малейшего акцента, который у него внезапно куда-то исчез, – как сказал, так и не продается. Сам ношу уже год, привык к этой шапке, и не хочу ее продавать. Купи, если хочешь, валенки или кирзовые сапоги, совсем дешево отдам, вижу, что ты студент, и больших денег у тебя нет!
– Послушайте, – умоляюще прошептал несчастный поэт, и даже, подойдя ближе к несговорчивому торговцу, схватился за отворот его кожаного пальто, – послушайте, я поэт, мне необходима эта заветная шапка, меня без нее девушки не будут любить!
– Девушки любят дорогих и красивых, – с презрением и все на том же чистейшем русском языке ответил ему торговец, отрывая руки Андрея от своего кожаного воротника, – но если хочешь, я продам тебе ее за десять тысяч рублей, в виде исключения, но только без звездочки, за звездочку давай еще одну тысячу!
Андрей, у которого с собой была как раз искомая сумма, то есть десять тысяч рублей, сразу же отдал их торговцу, и пообещал завтра же принести за звездочку еще тысячу.
– Завтра принесешь, завтра же и получишь свою звезду, – ответил ему равнодушно торговец, отстегивая от шапки маленькую алую звездочку и вручая ушанку Андрею, который сразу же водрузил ее себе на голову, и, прокричав торговцу спасибо, тут же побежал с блошиного рынка восвояси.
Андрей спешил побыстрее добраться домой и успеть записать на бумаге заветное стихотворение, озаглавленное им заранее, как мы уже помним, одним-единственным словом «Шапка». Однако написал он свое стихотворение или нет, в точности неизвестно, поскольку домой Андрей в этот вечер не вернулся, и куда он делся, никому неизвестно. Неизвестно также, в чем состояла его заветная тайна, разгадать которую он так упорно стремился, ибо тайна навсегда исчезла вместе с подававшим большие надежды молодым ярославским поэтом. Поэт сгинул неизвестно куда, как в воду канул, сколько его ни искали по милициям и по психиатрическим лечебницам (на всякий случай, по совету знающих людей, которые утверждали, что поэты иногда, особенно будучи одержимы навязчивой идеей, сходят с ума, и их можно искать где угодно, в том числе и в заведениях для временно или навечно сошедших с ума), – сколько ни искали Андрея по психушкам и по милициям, а заодно уж и по моргам и разным подпольным ярославским притонам, так и не смогли отыскать, словно он и не жил на земле никогда. По странному стечению обстоятельств, примерно в это же время в другом городе, а именно в Москве, появился молодой и подавший определенные надежды поэт, но был ли это Андрей или кто-то другой, нам достоверно не известно. Зато доподлинно известно, что уже через несколько дней паника на ярославских рынках, а вслед за ними и во всем городе, как-то сама собой улеглась. Милиция и окрестные военные части были возвращены в свои казармы, полк грозных ракет «Кипарис Д.» был снят с боевого дежурства и вновь замаскирован не то под детский сад, не то под мирную, поросшую весенними первоцветами пасеку. Нашлась, между прочим, и заветная шапка Андрея, и опять почему-то на прилавке у того самого торговца нерусской национальности, который ему ее когда-то продал. Только вот золотой звездочки на ней почему-то нет, и сияет на месте исчезнувшей звездочки аккуратное круглое отверстие, оставленное не то от пули, не то от чего-то еще, такого же острого и безжалостного. И тайна, которую так хотел разгадать Андрей, тоже до сих пор никому неизвестна, и что это была за тайна, остается только гадать.
После того, как Обломофф рассказал эту историю, Доктор Обрезание некоторое время молчал, а затем все же сказал:
– Спору нет, история хорошая, а некоторые моменты в ней просто восхитительные, и выдают всю глубину вашего писательского мастерства, так и просясь, чтобы их перенесли на бумагу. Я вообще вам советую, как писатель писателю, со временем превратить эту истерию в рассказ и добавить его к тем шедеврам, которые вы уже написали. Но при всем уважении к вам все же скажите, какое отношение имеет она к обрезанию, вокруг которого все здесь и вертится?
– А какое отношение к обрезанию имеет ваша предыдущая история про Город Лжецов? – резонно спросил у него Обломофф. – Ровным счетом никакого отношения ни к обрезанию, ни к моему нынешнему болезненному состоянию, вызванному вашим коварством и моей наивной беспечностью, обе эти историй решительно не имеют. Хотя я и надеюсь, что в конце концов хотя бы один из нас сможет рассказать другому нечто подобное!
– Помилуйте, коллега, – воскликнул в запальчивости Доктор Обрезание, – ваше нынешнее болезненное состояние не отличается ничем от моего собственного болезненного состояния! Я ведь вам уже говорил, что сопереживаю каждому обрезанному пациенту, которого лишаю кусочка абсолютно ненужной, и одновременно, как мы уже выяснили до этого, священной крайней плоти, и поэтому перманентно, по существу, хожу с воспаленным фаллосом, испытывая из-за этого множество затруднений и даже серьезных проблем. Я даже из-за этого не женился, хотя, уверяю вас, у меня было множество вариантов устроить свою личную жизнь!
– Сочувствую вам, Андроник Соломонович, – ответил ему Обломофф, – но, к сожалению, пока не зажил мой собственный фаллос, ничем помочь вам не могу. В том смысле, что не имею возможности сосватать вам какую-нибудь невесту!