Счастливый брак - читать онлайн книгу. Автор: Рафаэль Иглесиас cтр.№ 19

— До свидания, — сказал Энрике, развернувшись на каблуках.

— Нет! — воскликнула Маргарет. — Перестань! Не валяй дурака!

— Все хорошо, — отмахнулась Лили. — Пойду вытру руки, — добавила она и засеменила на кухню за бумажным полотенцем.

— Красное или белое? — спросил Энрике, держа руку на двери. Он понятия не имел, как так случилось, что в него вдруг вселился этот уверенный в себе мужчина, однако принявший командование генерал, похоже, не возражал против того, что у него в подчинении оказался рядовой Энрике, комок нервов, который так и норовил выставить себя дураком. Этот только что назначенный главнокомандующий также верно угадал, что Маргарет не собиралась освобождать Энрике от своего задания.

— Красное? — неуверенно спросила она у Лили, закончившей вытирать руки.

— Не глупи, — сказала Лили. — Кто-то непременно принесет вино. Всегда кто-нибудь да приносит.

— У нас паста с креветками, но соус красный, так что, я думаю, что лучше красное, да? — спросила Маргарет, поворачиваясь к нему.

— Мэри Маккарти ^[20] говорила моему отцу, — начал Энрике, бессовестно используя имя, к которому молодые женщины не могли быть равнодушны из-за «Группы», книги, которую он не читал и не собирался читать, — что если вино действительно хорошее, то все равно, какого оно цвета, оно подойдет к любому блюду.

— Хорошо сказано, — похвалила Лили, и по ее лицу снова пробежал луч улыбки. Голубые глаза Маргарет, однако, смотрели сквозь Энрике, будто он говорил на иностранном языке. Может быть, ей не понравилось, что он зачем-то упомянул знаменитость.

— Моя теория, — сказал Энрике, отводя взгляд от тревожащих, испытующих глаз Маргарет к доброжелательным карим глазам Лили, — состоит в том, что отец принес Мэри Маккарти неподходящее вино, а она проявила невероятную вежливость. — Он открыл дверь. — Так что попадать впросак с вином, — добавил он, выходя, — это наша семейная традиция. Я скоро вернусь с двумя бутылками красного.

Энрике слышал их смех сквозь закрытую дверь и был доволен собой, как никогда. Разве за исключением того дня, когда его расхвалили в «Нью-йоркском книжном обозрении». Он чувствовал себя все так же неуверенно. Он знал, что когда наконец снимет зеленое армейское пальто, разразится катастрофа. По характерному запаху мокрой шерсти, доносившемуся из-под воротника, он догадывался, что свитер пропитался потом, а рубашка, должно быть, промокла насквозь. Он понятия не имел, где найти винный магазин, что выбрать и хватит ли у него денег на две бутылки хорошего вина. И все равно он вернется. Он знал, что вернется на Обед для Сироток, несмотря на свое смятение, если понадобится, то с плохим вином, и если они будут смеяться над ним, и когда они будут смеяться над ним — до тех пор, пока будут смеяться эти две чудесные девушки, ему не будет больно.

Говоря в крошечный микрофон, болтающийся на проводке, протянутом от смартфона к левому уху, он дотронулся до значка календаря на экране своего «Трео» (какая потрясающая степень сжатия! какое торжество технологий!). Микрофон и наушник позволяли ему работать с электронным органайзером, одновременно обсуждая с Герти — женой Бернарда, на какой день он может назначить их прощальную встречу с Маргарет. Бернард и Герти прошли отборочный тур — им будет разрешено сказать «прощай» лично, хотя они попали в список «Б», что давало им право лишь на пятнадцатиминутную аудиенцию во второй половине дня. Последний ужин — только для самых близких.

Составить расписание и ограничить доступ к Маргарет в ее последние две недели оказалось проще, чем ожидал Энрике. Далеко не все горели желанием встретиться лицом к лицу со смертью. Энрике примерно представлял рассуждения тех, с кем Маргарет общалась не слишком близко.

— Конечно, мы друзья, но дружим в основном из-за того, что дружат наши дети, — успокаивали они себя. — Даже не знаю, обменялись бы мы приветствиями, если бы… — И они исключали себя из списка.

Маргарет сама сократила список претендентов, убрав оттуда многих знакомых и некоторых старых друзей, окружавших ее в тот или иной период жизни: спортсменок из летнего лагеря в горах Киттатинни; хороших еврейских девочек из школы «Фрэнсис Льюис»; марксистов и феминисток времен своего «корнелльского» радикализма; усталых матерей, вместе с которыми она ездила за детьми; разочарованных художников; болтливых партнеров по теннису и самый короткий список — группу взаимопомощи больных раком. То, что Маргарет отсеяла большую часть тех, с кем общалась, удивило Энрике, ведь она всегда стремилась приглашать на домашние сборища как можно больше народу; тем не менее это отражало двойственность ее натуры и уязвимость ее нынешнего состояния.

Несмотря на свою бесстрашную и веселую способность знакомиться и находить общий язык с кем угодно в самых неблагоприятных ситуациях, Маргарет обычно нравилось оставаться дома и обедать с сыновьями. После этого она с удовольствием проводила вечер, уютно свернувшись на диване, за чтением какой-нибудь детективной истории из английской деревенской жизни, время от времени бросая взгляд на Энрике, который сидел перед телевизором и шумно комментировал то, что творилось на экране. Каждый раз она ласково и вежливо кивала в ответ на его едкие замечания о деятелях культуры, политиках и бейсболе. Иногда в комнате появлялись сыновья — им хотелось отвлечься от уроков или перехватить что-нибудь вкусненькое, и тогда Маргарет так же нежно и спокойно подзывала их, чтобы обо всем расспросить и обнять.

В этом убежище, окруженная своими мужчинами, Маргарет могла счастливо существовать неделями, но когда пробуждалась от спячки, то любила устраивать шумные праздники. На свое пятидесятилетие, за полгода до того, как ей поставили диагноз, она пригласила больше сотни человек; с половиной из них она отнюдь не была близко знакома; с несколькими вообще встречалась всего по одному разу. Маргарет настояла, чтобы она, Энрике, Макс и Грегори сами все готовили и подавали; Энрике пришлось потратить неделю, чтобы уговорить ее нанять хотя бы бармена. То же самое случилось, когда они отмечали окончание строительства своего дома в Мэне. Приходили люди, которых они едва знали, некоторых только в лицо, а Маргарет не спала всю ночь, трудясь над суши и крабовыми роллами, чтобы поразить Блу-Хилл-Бей.

В ней удивительным образом уживались отшельница и светская львица. Если бы до ее болезни Энрике спросили, как Маргарет будет прощаться с миром, он предположил бы, что она захочет увидеть как можно больше людей из всех тех многочисленных компаний, к которым так или иначе принадлежала. Но он не удивился, когда она свела к минимуму итоговое число гостей: она так же резко сократила контакты с людьми, когда узнала о своем диагнозе, и во время годичной ремиссии из всех связей с внешним миром возобновила только хождение в Олимпийский бассейн. С тех пор как появились метастазы, Маргарет ограничивалась общением только с самыми близкими.