Вечером Джедеди аккуратно сложил незавершенную «скульптуру» и перочинный нож в ящик шкафа. Сам старик носил на шее кожаный шнурок с деревянным крестиком, что сразу заставило мальчика вспомнить о предостережении Бонни: «Нельзя надевать на себя ничего металлического, если не хочешь изжариться заживо».
По пути на ферму Робин повнимательнее присмотрелся к одежде Джеда. Действительно, никакого металла: ни железной пряжки на ремне, ни часов. Костяные пуговицы, фиксаторы подтяжек – все из пластмассы. А босиком он ходит, вероятно, потому, что боится носить подбитые гвоздями башмаки.
13
Джудит не могла найти себе места от беспокойства. Днем она оторвалась-таки от варенья и отправилась в лес. Притаившись за деревьями у края оврага, Джудит наблюдала за действиями отца. У нее сердце сжалось, когда на путях она увидела Робина. Стоя на коленях, мальчик драил ржавые рельсы, точно прилежная хозяйка, натирающая паркет. Джудит прекрасно понимала: ребенку нужна узда и только трудовое воспитание вышибет дурь у него из головы, но ей совсем не нравилось, что работать ему пришлось на заброшенной станции. Кто из местных не знал, что частые в их краях сухие грозы представляли реальную опасность? И если за землю, принадлежавшую семейству Пакхей, никто не дал бы и ломаного гроша, то отчасти и из-за этой периодически повторяющейся напасти. Нигде в другом месте не сверкало летом столько молний, раскалывающих надвое стволы деревьев ударом электрического тока и поджигающих кроны, как обычные пучки пакли… По той же причине компанией железных дорог был закрыт перегон, проходящий по каньону, и построен обходной путь, в существование которого Джедеди наотрез отказывался верить. Было очевидно, что здесь больше не пройдет ни один состав. Уж слишком много аварий произошло из-за гроз, слишком много было случаев попадания молнии в поезда и слишком много заживо сгоревших машинистов. Именно поэтому в свое время индейцы отчаянно сражались за каньон с бледнолицыми. Они считали его обителью Великого Духа, раной земли, куда устремляется небесный огонь. Компания направила в каньон геологов для изучения подпочвенного слоя. Вывод специалистов был краток: «Избыток железной руды».
Вернувшись на ферму, Джудит посмотрела на календарь. Сухие грозы всегда приходили после сильной жары, а значит, первый раскат грома должен прогреметь через одну-две недели. Если Робин не перестанет работать на путях, он рискует жизнью. Джудит дала себе слово, что обязательно поговорит с отцом. Куда больше пользы от мальчишки на ферме – пусть собирает ягоды вместе с другими детьми, от этого занятия есть хоть какой-то толк. Чистить рельсы! Боже праведный! Как старику такое могло прийти в голову? Неужели он и правда тронулся умом?
Джудит никак не могла сосредоточить внимание на варенье. Несмотря на распахнутое окно, огромная газовая плита полностью сжирала кислород, на кухне всегда стоял тяжелый воздух, и Джудит быстро уставала. Она села, уставившись на голубоватое пламя горелок и вслушиваясь в их тоненькое шипение, словно состоящее из тысячи различных шепотков. Когда одолевала усталость, Джудит казалось, что из огня доносятся еле различимые вкрадчивые голоса, порой высказывающие столь дерзкие суждения, что их следовало бы оставлять без внимания. Сейчас она как никогда ясно слышала бормотание: «Устрой Робину побег… Ведь знаешь, что ему грозит. Джедеди заставит ребенка скоблить рельсы до тех пор, пока молния не превратит его в кучку пепла. А потом он будет утверждать, что произошел несчастный случай, обыкновенный несчастный случай. Таков его метод . Единственный способ спасти мальчику жизнь – это сделать все возможное, чтобы он поскорее отсюда ушел. Дай ему велосипед, деньги, карту местности».
«Глупости, – мысленно возразила Джудит. – Куда ему идти?»
«Недалеко, например, в лес, – ответили голоса. – Пусть где-нибудь отсидится. Найдет лесорубов и устроится поваренком на лесопилке. Главное, выиграть время. Дождаться».
«Дождаться чего?»
«Смерти Джедеди, черт побери! Сама знаешь – в последние годы отец сильно сдал. Он впадает в прострацию, засыпает во время разговора. Ты не замечаешь, как у него дрожат руки? Это дурной знак – в нем угнездилась болезнь. Он не находит слов, не помнит, куда кладет свои вещи. Вопрос трех-четырех месяцев, не больше. Потом либо кровоизлияние в мозг… либо он окончательно свихнется и не сможет диктовать свои правила. Тогда командовать на ферме будешь ты и сделаешь все, что сочтешь нужным».
«Замолчите, я не хочу об этом думать».
«Лгунья, о его смерти ты размышляешь постоянно! Надеешься вот уже сколько лет, обсасываешь свою мечту, как конфетку. Только посмей утверждать обратное!»
Джудит закрыла глаза, по ее лицу стекал пот. Разве можно слушать проклятое нашептывание? Голоса, доносившиеся из-под дна котлов, всегда советовали ей что-то ужасное, по-видимому, находя в этом особое удовольствие.
«Всего-то полгода, – продолжало настаивать пламя, – не такой уж большой срок. Джедеди станет немощным, безобидным, и тогда ты вернешь Робина домой. Приложи немного усилий, и все получится. Ты могла бы написать записку Билли Матьюсену, который ухаживал за тобой в юности. Он управляет лесопилкой в Хад-Вэлли и тебе не откажет. Мальчишка будет мыть посуду в столовой, или работать на сборе стружки, или подметать опилки. Пока не придет твой час… Не теряй времени, ты и сама чувствуешь, что нельзя его упускать. Не дай отцу совершить новое преступление. Ты еще можешь ему помешать, если захочешь. В сарае валяется велосипед, который легко починить. Достаточно спуститься на станцию и припрятать его в туннеле. Джедеди никогда не сует туда носа… Мальчишка возьмет велосипед и просто поедет вдоль старого полотна, так он, во-первых, не потеряется, а во-вторых, его не подберет патрульная машина шерифа. Джедеди и не подумает искать его на выходе из туннеля. Он сядет в пикап и прочешет все окрестные дороги, но у него и мысли не появится пройти по заброшенным путям. И ты прекрасно знаешь почему ».
Джудит резко выпрямилась и заткнула пальцами уши. Она не могла больше этого слышать. Чтобы окончательно не испортить варенье, женщина повернула ручку переключателя, и синий огонек сразу погас.
Надо признать, голоса говорили не только глупости, в их рассуждениях содержался здравый смысл. Разве нельзя организовать побег Робина? Конечно, можно… но увещевания ее таинственных советчиков не учитывали очень важной вещи: пойдя у них на поводу, Джудит предаст Джедеди, а это невозможно. Дочь не должна участвовать в заговоре против отца, во всяком случае, не у них, не в семье Пакхей.
Джудит взяла тряпку и обтерла лицо. В зеркале, висевшем над раковиной, она увидела свое отражение. Побагровевшее лицо, будто ее вот-вот хватит удар, в вырезе блузки – налившиеся кровью шея и грудь. Джудит стало не по себе. «У меня вид убийцы», – подумала она с содроганием.
Нет, она не станет заговорщицей. Она будет молиться за Робина, вот правильное решение. Молиться со всей страстью, просить милости у Господа, и, может быть, ей стоит надеть власяницу
[8]
? Когда Джудит была совсем маленькой, отец подарил ей несколько поясов из конского волоса, утыканных шипами, которые впивались в кожу при малейшем движении, и девочка мужественно носила их весь период отрочества. Конец упражнениям положил Брукс, назвав такую практику мракобесием. Не пришло ли время вновь обратится к спасительному средству? Для Робина она наденет две волосяные подвязки, сделав так, чтобы шипы упирались во внутреннюю сторону бедер, где кожа особенно нежная. Этого будет вполне достаточно. Она должна взять себя в руки и перестать приписывать Джедеди преступные намерения. Да и рассчитывать на смерть отца не имеет смысла. Голоса заблуждались насчет того, что у отставного стрелочника наблюдались все более заметные симптомы старческой немощи. Только горожане придают этому значение. Слово «доктор» не сходит у них с языка, и во врачебных кабинетах они проводят половину жизни. В деревнях же люди привыкли противостоять недугу на ногах, отказываясь от постели и отрицая болезнь до самого конца. Джедеди не из тех, кто легко даст взять себя за горло.