– Нет! Я раб, а рабы князьями не бывают.
– Ты раб?
– Как и твоя мать. Мы сие добровольно приняли, когда подрастешь, скажу зачем. А пока учись всему, чтобы сильным князем стать.
– Древлянским?
– Сначала новгородским.
Владимир был еще слишком юн, чтобы серьезно о таких вещах думать, а Добрыня терпеливо ждал своего часа. Час этот пришел рановато, не готов еще племянник, совсем не готов… Но деваться некуда, придется использовать и такую возможность.
Свадьбу сыграли скромную и быструю. Свадебный пир был богатым (тут Ставр уступить не мог, все же выдавал замуж единственную дочь), но недолгим. Все делали вид, что верят названной Добрыней причине, мол, у князя брат только что погиб, не до пиров. Но все понимали, что Добрыня хочет взять все, что можно, у Ставра Любомировича и дать взамен как можно меньше. Он словно давал понять, что Алохия хоть и первая жена, но совсем не важна для князя, а Ставр Любомирович, несмотря на его богатство, всего лишь боярин.
Ставр обиделся и давно пожалел, что согласился на такое замужество Алохии, но отступать было поздно.
Семейная жизнь не просто не удалась, она и не могла удаться.
Жена оказалась крепкой, красивой девушкой, совершенно неопытной, но очень желающей угодить мужу. Князь же, несмотря на юный возраст, опыт имел немалый, и наивная послушная жена ему быстро надоела.
А когда мужчине, да еще и такому красивому любителю женщин, надоедает собственная жена, он начинает гоняться за чужими.
Сколько слез пролила Алохия, знали только она сама да служанки, сушившие по утрам подушки. Каждая хорошенькая холопка становилась добычей Владимира, каждая симпатичная боярышня или купеческая дочь удостаивалась его внимания. На счастье князя, ни у чужих жен, ни у драгоценных дочек осечек после близости с ним не бывало, а рождение ребенка у рабыни только приветствовалось – появлялся лишний раб.
Алохия быстро понесла, что позволило Владимиру вовсе не появляться в опочивальне у жены.
Роды были тяжелыми, но сын, названный Вышеславом, родился крупным и крепким.
Это на время примирило Владимира с женой, но, к ее несчастью, знахарка потребовала немного подождать, и князь снова пустился во все тяжкие, а его несчастная жена снова принялась орошать подушку слезами.
Боярина Ставра злили не только семейные несчастья дочери и собственная болезнь, но и собственная ошибка. Поверив, что Владимир Святославич вот-вот отправится на Киев на своего брата, чтобы отомстить за другого брата, Киев захватит и поставит под руку Новгорода, Ставр отдал за него единственную дочь и вложил немало средств на вооружение княжьей дружины.
Но Владимир никуда так и не пошел. Он охотился, бился учебными мечами со своими гридями, тискал девок по углам и изредка наведывался к беременной жене, чтобы помаяться у нее в опочивальне несколько минут с пустыми вопросами.
Делами Новгорода по-прежнему занимался Добрыня, да и какие дела, если Новгороду князь нужен только ради дружины, а воевать не с кем. Новгородцы не захватывали чужие земли, соседи сидели достаточно смирно, год прошел спокойно.
И вдруг…
– Ярополк Рогволодову дочь посватал…
Владимир не понял, почему дяде это не нравится. Ну, сосватал старший брат княжну Полоцкую, что в том? И так без жены засиделся. Сказывали, что сватал разных заморских княжон, да как только там узнавали, что князь не крещен, так и отказывались.
Владимир недоумевал:
– Да ведь крещен он! Я знаю, что крещен.
Дядя фыркал:
– Вестимо, бабка ваша крестила мальца от князя Святослава втайне. Но как он о том киевлянам сказать может? Вот и живет двоеверцем. А двоеверие вдвойне наказуемо!
Добрыня не раз заводил разговор о том, что кругом повинен киевский князь – и брата убил, чего бог Род не простит, и двоеверец, и слаб слишком… Но разозлить Владимира так, чтобы отомстить захотел, не получалось. Молодому князю хватало и Новгорода.
Он плечами пожал:
– Ярополк с Рогволодом дружны, даром что киевский князь полоцкому в сыновья годится.
– А ты никак рад, что твои противники вместе будут?
И снова племянник не обратил внимания на слова дяди, фыркнул:
– Так ежели Ярополк крещен, как он Рогволодову дочку взять может? Или полоцкий князь о том не ведает?
Добрыня воспользовался подвернувшимся случаем, посоветовал:
– Вот ты и объясни.
– А дочь у Рогволода хороша?
– Сказывают, очень.
– Так, может, мне посватать?
В первое мгновение Добрыня едва не плюнул в сторону князя в сердцах: чтоб ему! О чем бы речь ни зашла, все переводил на девок, словно иного в жизни не существует. И без того Алохия который месяц слезы льет. Только Рогволодовой дочки не хватало.
Но дядя умел соображать быстро, и едва Владимир закончил фразу, как Добрыня уже не только не злился на племянника из-за ненужного интереса к девкам, но и успел продумать все, чем такой поворот дела грозит и чем выгоден.
Грозил столкновением с Ярополком. Посватать уже сосватанную братом княжну значило плюнуть в лицо киевскому князю. Такого Ярополк простить не должен. А если простит? Но тогда покажет всем, что слаб.
В любом случае это означало столкновение с Киевом. Столкновение, которого так ждал Добрыня, но к которому пока все еще не готов Владимир. Но не ждать же, когда их внуки поссорятся?
И Добрыня насмешливо усмехнулся:
– Тебе Алохия не позволит.
– Буду я ее спрашивать! Отправлю сватов к Рогволоду, объясню ему, что Ярополк крещен, а я нет.
А вот этого Добрыне вовсе не было нужно. А ну как Рогволод и впрямь поверит и отдаст дочку за новгородского князя? Тогда не видать поддержки Ставра и тех, кто за ним стоит.
Но отговаривать племянника он не стал, все равно гонца сам пошлет, что надо, то и скажет. Да так, чтобы отказал гордый полоцкий князь новгородскому.
Ставр Любомирович с горечью чувствовал, что жизнь подходит к концу. Многое было в этой жизни – и счастье, и горе, и любовь, и ненависть, и радость, и беда. Но вот пришла лихоманка, от которой спасу нет, лучшие лекари не помогали, самые дорогие дары богам не спасали, саднило в груди, тяжело дышать, все чаще кашель нападал такой, что подолгу остановиться не мог.
Если б не это, разве он сейчас позволил бы Добрыне Никитичу по-своему повернуть?
Когда князь стал зятем, Ставр Любомирович был уже смертельно болен, не то прибрал бы князюшку к рукам, не позволил без толку мотаться по окрестным деревням и портить девок без счету. Но и на старшего брата – киевского князя Ярополка Святославича – натравливать тоже не стал. Всему свое время, а вину Ярополку можно припомнить, когда у самого сил будет побольше. Владимиру стоило бы сначала Новгород под себя крепко взять, и будь он поумней, давно попросил бы у тестя в том помощи, а не ссорился с женой.