День, когда мы будем вместе - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Никитин cтр.№ 54

– Аа… – махнула она рукой. – Одни совещания. Генерал Ярузельский, кажется, хочет сам все решить. Без ваших войск.

– Но это же хорошо? Или нет?

– Я скучала по тебе, – сказала она, проигнорировав мои вопросы и вновь украдкой касаясь меня.

– А где остальные? – спросил я, также не отвечая на ее признание.

– Кто тебя больше интересует – Гжегош или…

– И Гжегош, и «или», – ответил я.

– Гжегош сидит с бумагами и приглядывает за «или», которая неважно себя чувствует, – сказала Лидия. – Что ты с ней сделал?

– Ничего такого, от чего она могла бы чувствовать себя неважно, – сказал я. – Пан Гжегош на этот раз добился твоей благосклонности?

– Ему сейчас не до меня, – ответила Лидия серьезно. – Ты дурак, Тим! Разве не видно, как я вся напряжена?

– Видно, – сказал я. – Просто ты еще та Мессалина: можешь и там своего не упустить, и здесь ручку куда надо положить.

– Могу! – рассмеялась она. – Это я могу. Конечно, если ты этого хочешь.

– Сам то я давно уже ничего не хочу, – сказал я, – но ради пани могу и расстараться. Через час у меня в номере. Я встречу.

Она поддела меня слегка ногой и, вздохнув, томно потянулась. После вчерашней экзекуции я бы растерзал ее прямо здесь, на песке, в присутствии зрителей…

Дома комбат снова вертел в руках болгарскую газету, но, завидев меня, быстро отложил в сторону. Я взял ее и быстро понял, чем она его притягивала: на последней полосе было напечатано фото совершенно отвязной брюнетки, чья одежда состояла из одной полоски полупрозрачной материи. Мы обменялись с комбатом понимающими взглядами, и я сказал:

– Михал Николаевич, из Варшавы прибыла оказия. Генерал Ярузельский самолично собирается возглавить хунту. Через полчаса у меня здесь встреча с агентом, который более подробно проинформирует о состоянии дел в Польше. Прошу обеспечить мне соответствующие условия. И вот эту сальную бабешку куда-нибудь перепрячьте, коли она мила вашим очам. Здесь все же не дом тайных свиданий с сексуально невоздержанными дамочками.

Комбат покраснел, начал отнекиваться от дурной тетки, но я уже был в ванной и за шумом воды не слышал его оправданий. Когда я вышел, любителя легкого порно уже не было в номере. Также как и не было больше гришиного коньяка. Однако, расстроиться я не успел, вспомнив о бутылке виски, подаренной мне паном Гжегошем. Потом была срезана роза и наколот лед. В конце концов, если мы с Лидией и голодали, то совсем в другом, более романтическом смысле.

Она пришла в новом темно-лиловом платье из совершенно бессовестного материала, который повторял все выпуклости и прочие округлости ее тела, придавая им еще более живописный вид, и я с минуту любовался ею, пока она прямо в прихожей не взялась за дело. Беспокоясь о том, как бы не помять обнову, я решил поначалу аккуратно снять и повесить платье на плечики, но, получив подзатыльник, махнул на все рукой…

Спустя некоторое время, облизывая после глотка виски натруженные губы, Лидия сказала:

– Ты приедешь ко мне в Варшаву?

– Приеду, – ответил я. – На танке, хотя это может не понравится вашему генералу.

Она еще дальше отодвинулась, окинула меня, как ей определенно казалось, критическим взглядом и увесисто произнесла:

– Ты знаешь, что мы считаем тебя КГБ? И все-таки я тебе скажу кое-что: нам было бы выгодно, чтобы не вы, а Войцех ввел военное положение. У нас даже есть такая поговорка: «Лучше Каня, чем русский Ваня».

– Каня – это ваш партбосс?

– Да, – ответила она. – Так ты КГБ или нет?

…Когда она ушла, я неожиданно вспомнил, что так и не поинтересовался здоровьем Агнешки, и это почему-то меня преследовало весь вечер, который пришлось провести, отмечая день рождения Марины. Часов в десять я пошел за сигаретами и завернул к Пламену, но ни самого хозяина, ни честной компании там не нашел. Не было их и у Веселины. Проходя мимо высотки, я на минуту остановился, раздумывая, а не подняться ли к королевам, но что-то погнало меня прочь, и я так и не увидел больше своей непутевой овечки…

То, ч т о произошло потом, сохранилось в моей памяти и спустя тридцать лет столь объемно и красочно, будто было вчера. Конечно, я снова набрался, правда, не так солидно, как накануне, и гораздо меньше, чем супружеские пары, но достаточно для того, чтобы мучить себя этим долгие годы, будто не напейся я тогда, и Агнешка бы осталась жива.

Все началось с того, что в дверь постучали, и в номер, где мы бражничали с неприличными частушками, которые поочередно исполняли то одна, то другая пара, как-то боком вошел коньячный Гриша и, не поздоровавшись, поманил меня пальцем и кивком головы. Было уже за полночь, в комнате стоял сизый дым от сигарет, Гена-друг пел про золоченые ворота, у которых с утра и до утра в чрезвычайно неудобном положении стояли два осетра, а потому и само явление Гриши, и его странные манеры совсем не насторожили меня, и уж тем паче других. Я вышел из-за стола, имея, верно, на лице ту идиотскую ухмылку, которая вроде бы отдаляла меня от охальников, и предложил Грише присоединиться к нам.

– Там Лида приходила, – сказал он, избегая моего взгляда. – Что-то у них случилось.

– Какая Лида? – рассеянно спросил я.

– Ну, такая… красивая Лида, полячка, – уточнил смущенно Гриша и снова умолк, продолжая изучать потолок.

Если бы я был трезв, то сразу бы почуял неладное, но я был навеселе, и потому принялся выяснять, во что была одета красивая полячка Лида, не пытался ли сам вестовой за ней приударить, на что Гриша лишь качал нетерпеливо головой и повторял монотонно: «Идти тебе надо, брат!» Он, конечно, уже все знал, но говорить не решался…

Мы вышли, не попрощавшись с частушечниками, потому что я был уверен: через полчаса вернусь и дослушаю лирическую балладу Виталика о том, как однажды он шел с песней по лесу и повстречал соловья, который был настолько доверчив, что присел ему на что-то. Нижние этажи высотки не просматривались с нашего выхода, однако, я заметил, что само здание было освещено, несмотря на поздний час.

Картина, заставившая меня вмиг протрезветь, открылась моему взгляду через пару минут, когда мы прошли мимо большой клумбы. У подъезда высотки стояло несколько машин, а первой в глаза мне бросилась бело-красная «скорая помощь». И тогда я побежал, даже до конца не осознав, что все это означало: машины, люди, толпившиеся вокруг них, тишина, прерывавшаяся временами чьими-то всхлипами…

В подъезд меня не пустили. Полицейский, выставив руку ладонью вперед, что-то сказал быстро по-болгарски. Я отступил и принялся оглядывать с возвышения толпу. В ней не было знакомых лиц. Мысли мои пытались сосредоточиться на чем-то конкретном, но разбегались по сторонам, как пугливые собачонки, едва я начинал думать об Агнешке. Было ясно – с ней что-то произошло, и это «что-то» представлялось мне обмороком, сердечным приступом, потерей сознания, но никак не смертью. Для меня Агнешка не входила в понятие, этим страшным словом обозначавшееся. Туда входили все, кроме нее.