Теперь Родя не мог не думать о Зое. И во время урока, и на следующей перемене он то и дело поглядывал на неё, а она замечала это и млела от удовольствия. Зоя не подозревала, что Маршев даже о красоте её позабыл, что пристальные взгляды его – это взгляды исследователя, изучающего загадочный объект, ей казалось, что они выражают восхищение, а быть может, и затаённую любовь. И Зое с новой силой захотелось возвеличить себя в глазах Маршева, и не только Маршева, но и всего пятого «Б».
А тут как раз случилось такое. В пятом «Б» кончились уроки, и Зоя шла по коридору, направляясь к лестнице, как вдруг вверх по ступенькам взлетел Гена Данилов и закричал:
– Восьмой «А», по домам! Химии не будет, Купрум Эс заболел.
– А что с ним? – спросил кто-то.
– Сердечный приступ. В больницу увезли.
Зоя оторопела. Сердечный приступ! В больницу увезли! Так ведь это, должно быть, надолго! А как же эликсир? Как же все эти великолепные добрые дела? Зоя вспомнила слова учителя о том, что эликсир потихоньку выветривается, даже если ничего никому не приказывать. А что значит это «потихоньку»? Полгода? Месяц? А может быть, и всего какую-нибудь неделю? И может быть, она совсем скоро превратится в обыкновенную Зойку Ладошину, которая пользуется уважением только у своих «активистов» да влюблённых мальчишек.
Зое стало ясно: она должна немедленно, сегодня же, совершить что-нибудь такое, чтобы имя её прогремело на всю школу. Словом, она должна сегодня же, вот сейчас, пойти к директору Дворца пионеров и приказать ему записать всех желающих в «Разведчик».
О разговоре её с директором вы уже знаете.
Когда Зоя вернулась домой, её встретила расстроенная мама. Она сказала, что ей позвонили с папиной работы, сообщили, что папа серьёзно заболел и его прямо с завода увезли в больницу.
– А что с ним?
– Как видно, переутомление.
– Он что, сознание потерял?
– Почти что…
Зоя, конечно, огорчилась, но потом вспомнила о своём эликсире, и в ней закипела энергия.
– Мама! А какая в городе самая-самая лучшая больница? И какой есть в городе самый лучший врач, который бы папу сразу вылечить мог?
Но мама ответила, что больница, куда поместили папу, и есть лучшая в городе, а о врачах она ничего не знает.
Наступил вечер, вечер пятницы. Взрослые Рудаковы и Маршевы уехали праздновать день рождения дяди Миши, а младший Рудаков пришёл к младшему Маршеву. Стали играть в шахматы. Родя играл плохо: в голове его вертелось всё то же «очевидное – невероятное». Проиграв несколько партий, он сказал:
– Венька, а ведь сегодня пятница, сегодня мы засаду собирались устроить.
– Ага, – равнодушно согласился Веня.
– Нет, ты по-честному скажи: ведь тебе ни капельки не хочется идти на такое дело?
– Ни капельки. Давай ещё партию?
И тут Родя не выдержал:
– Венька! Хочешь, я расскажу, о чём эти два дня думаю? Только, пока я не кончу, ты не перебивай! Не будешь?
– Не буду. Валяй!
И Родя рассказал Вене о своих удивительных предположениях. Тот не перебивал его, но когда он кончил, Веня смотрел на него с досадой, даже с какой-то жалостью.
– Родька! Ну, ты совсем как маленький! Или, наоборот, как деревенская старуха дореволюционная! Ведь ты же в чудеса начинаешь верить! Ну, хочешь, я сейчас разберу все эти твои «фактики», и ты увидишь, что они самые обыкновенные?
– Ну давай разбирай! Ну пожалуйста, разбирай! – вскричал Родя.
– Ну, вот с Трубкиным. Он сначала смеялся над статьёй, а ты молчал как рыба… А потом он раскинул мозгами и решил, что статья дельная. А тут Зойка к нему со своими уговорами!
– А со станком?
– Тю-у! Со станком! Зойкин отец давно обещал подарить дворцу станок, а тут Зойка напомнила ему, и он подумал: «Э!.. Дай-ка завтра отделаюсь, чтобы не висело это на моей шее».
Родя почувствовал себя немножко обескураженным. Против этих Венькиных доводов трудно было что-нибудь возразить.
– Ну, а с Борькой и Сёмкой?
– А с этими ещё проще: на фига им нужно при свидетелях хулиганством заниматься? Чтобы потом в школе попало? Вот они плюнули и разошлись.
– Так ведь именно по домам разошлись, как им Зойка приказала!
– А откуда ты знаешь, что именно по домам?
– Да ведь один кричал: «Идём ко мне!», а другой – «Идём ко мне!».
– Ну, а чем ты докажешь, что Трубкин после этого пошёл домой, а не ещё куда-нибудь, не к какому-нибудь другому знакомому?
Родя опять промолчал, но у него осталась ещё одна зацепочка.
– Ну ладно! Но вот теперь скажи, почему нам расхотелось устраивать засаду?
– Да потому, что мы узнали от Зойки, что там работает Купрум Эс.
– А чем ты докажешь, что он не яд готовит или не взрывчатку какую-нибудь?
– А тем, что он не похож на диверсанта или вообще на преступника.
Родя ехидно улыбнулся:
– Вот ты и попался, голубчик миленький! По-твоему, выходит так: у каждого диверсанта должно быть на лице написано, что он диверсант, а не честный человек. В таком случае, почему же их всех давно не переловили?
На этот раз призадумался Веня.
– Ну ладно, ну тут я, может быть, чего-то не усёк. Но в остальном-то я прав! Значит, что получается? Три – один в мою пользу! А самое главное, Родька, я тебе вот что скажу: ты в какой-нибудь книжке, в каком-нибудь журнале, в какой-нибудь газете читал, чтобы двенадцатилетняя девочка могла гипнотизировать?
Тут Родя вскочил и уставил указательный палец на Веню:
– Слушай, а как, по-твоему, Попов в какой-нибудь книжке про радиоволны читал, перед тем как эти волны открыть? А? Скажи! Вот скажи!
Здесь Родин оппонент впервые растерянно захлопал глазами, но тем не менее Родя как-то скис. Он понимал, что ведь только историю с засадой его друг не смог объяснить более или менее вразумительно. А в остальном все случаи – с Трубкиным, с Борькой и Сёмкой и со станком – можно было толковать и так и этак, даже скорее «этак» – в Венину пользу.
…В тот же день, только намного раньше, вели разговор ещё два знакомых нам человека. Это были Куприян Семёнович Дрогин и Митрофан Петрович Ладошин.
Куприян Семёнович уже сутки лежал в Клинике имени Снегирёва. Вчера врачи «скорой помощи» ещё в отделении милиции сделали ему какой-то укол, второй укол ему сделали в клинике, и боль в груди совсем прошла, осталась только сильная слабость.
Куприян Семёнович был человеком порывистым, увлекающимся, но отнюдь не глупым. После того как боль перестала его мучить, он стал думать о событиях вчерашнего дня, и ему стало ясно, что доказать он никому ничего не сможет, ведь аппарат для изготовления эликсира уничтожен, сержант Сивков отрицает, что он подчинился приказанию Зойки, а сама Зоя будет помалкивать о таящейся в ней чудесной силе. Словом, Куприян Семёнович понял, что всякий затеянный им на эту тему разговор люди примут лишь за бред сумасшедшего. И он не сказал уже больше ни слова о Зойке и об эликсире врачам и даже жене своей Марии Павловне решил ничего о них не говорить, когда той позволят его навещать.