Венецианский бархат - читать онлайн книгу. Автор: Мишель Ловрик cтр.№ 31

Для художественного моделирования и отливки шрифтов они подрядили граверов и мастеров работы по металлу, таких как Морто, обладающих твердой рукой и фантазией для ваяния букв в зеркальном отображении на концах закаленных стальных штамповальных прессов.

Они отыскали опытного ювелира, который согласился работать compositore ^[64]. В его задачу входило складывать маленькие буковки в единую последовательность, готовую для оттиска на бумаге. Он был мастером своего дела, но на всякий случай они наняли заодно и корректора, чтобы тот потихоньку проверял его работу. Братья лично обучали операторов – torculatori – работе на печатном станке. Для того чтобы наносить на формы краску, они подрядили студентов и учителей-неудачников.

Венделин и Иоганн наняли ремесленников из монастырских scriptorie ^[65] и монахинь, чтобы те вручную разукрашивали печатные страницы, ведь они, обладая нежными и ловкими руками, обходились дешевле своих коллег-мужчин и, уж конечно, оказались куда сговорчивее некоторых высокомерных и заносчивых писцов. Последние не желали понимать, что дни их величия сочтены, и по-прежнему презрительно насмехались над типографами, искренне полагая их временным бедствием и чумой.

Венделин попробовал расспросить Фелиса и Бруно о Сант-Анджело ди Конторта.

– Ведь там живет твоя сестра, не так ли, Бруно? А монахини выделяют там буквы красным цветом, украшая манускрипты?

Фелис засмеялся, а Бруно покраснел и опустил глаза.

– Нет, сэр, полагаю, они проявляют куда большее искусство в обращении с иголкой.

– Ах, какая жалость, – вздохнул Венделин.

Фелис самодовольно ухмыльнулся, и в глазах у него заплясали озорные огоньки. Венделин охотно продолжил бы допытываться, но он видел, что эта тема неприятна Бруно, и потому занялся более насущными вопросами.

Братья лично занялись обучением иллюминаторов ^[66] и писцов, которым предстояло заниматься новым для себя делом – разукрашиванием печатных страниц. Кроме того, им предстояло позаботиться о необходимом количестве золотой фольги, азура ^[67] и шафрана ^[68] для многотомных и объемистых трудов.

Как только будут напечатаны первые триста экземпляров, каждый фолиант ждала своя судьба. Часть из них отправится в библиотеки благородных вельмож. Такие клиенты пожелают иметь многоцветно украшенные издания; клиенты рангом помельче тоже закажут книги заранее, чтобы сполна насладиться ожиданием, но они могут позволить себе лишь разрисованные красным заглавные буквы на странице. Кроме того, было бы неплохо вручную проштамповать некоторые книги рисунками, вырезанными на деревянных плашках.

Братья договорились с переплетчиками, которые приступят к работе после того, как страницы будут отпечатаны и разрисованы. В их мастерских высокие стопки бумажных листов вложат между деревянными обложками, обтянутыми тисненой или обычной телячьей кожей, и скрепят бронзовыми и кожаными застежками. Буквы и рисунки будут нанесены позолотой прямо на кожу с помощью раскаленных штемпелей или же залиты краской в оттиски, оставшиеся после обработки обложек.

Листы бумаги, претерпевшие многочисленные изменения, наконец-то вернутся на круги своя. Новенькие книги будут продавать те же самые cartolai, что поставляли Венделину оригинальные рукописи и бумагу для их печати. Но и здесь книготорговцев предстоит научить тому, как с энтузиазмом и знанием дела расхваливать свою новинку перед клиентами, обращая их внимание на красоту, одинаковое написание и четкость изобретенного братьями фон Шпейерами шрифта.

К августу все было готово для начала серьезной работы. Казалось, Венделин и Иоганн предусмотрели и преодолели все возможные трудности, поджидающие книгопечатника, с которыми никогда не приходилось сталкиваться изготовителям манускриптов. Они даже свыклись с хромой тенью маленького шпиона из Мурано, который неотступно следил за всеми их передвижениями и начинаниями.

И тут Иоганн фон Шпейер заболел. Организационные мытарства и венецианское жаркое лето, к которому братья так и не смогли привыкнуть, подкосили его. Венделин с растущей тревогой наблюдал, как с каждым днем все сильнее вваливаются щеки Иоганна. Его хриплый кашель отдавался во всех уголках stamperia. Грохот машин и разговоры людей то и дело перемежались задушенным хрипом, который издавали легкие Иоганна.

Венделину отчаянно хотелось обнять Иоганна за костлявые, худенькие плечи, но братья стеснялись открыто выражать свою привязанность друг к другу.

– Не волнуйся за меня. Что там у нас со смесью для краски? – прохрипел Иоганн, вцепившись обеими руками в край стола.

На лбу у него выступили крупные серые капли пота. Венделин ощущал исходящий от него запах болезни и жалел брата всем сердцем. Иоганн, и без того невысокого роста, казалось, с каждым днем становился все меньше. Создавалось впечатление, что каждое утро он занимает все меньше места в кожаном кресле за своим столом, начиная походить на большеголового ребенка, упрямо настаивающего на том, чтобы посидеть в кресле отца.

Венделин знал, что жена Иоганна Паола вызывала к нему местных докторов и знахарок, которые мазали грудь и голову ее мужа своими дурно пахнущими снадобьями. Теперь, по словам его собственной супруги, Паола должна была вызвать врача-еврея. Прислушиваясь к затрудненному дыханию Иоганна, Венделин надеялся, что еще не слишком поздно.

* * *

Неужели она не видит, что он смертельно болен? Неужели ей все равно?

Моя невестка Паола не проявляет ни малейшего сострадания к бедному Ио. Вместо этого она постоянно подгоняет его, вмешивается в его дела и задает наглые и неприличные вопросы о счетах в присутствии всей семьи! Как женщина может быть столь мелкой и толстокожей одновременно? Мне остается лишь надеяться, что печатный станок моего мужа работает так же быстро и остро, как и ее язычок.

Существуют и другие, куда более подходящие способы помочь своему мужчине.

Лежа в постели по ночам, я рассказываю ему разные истории о нашем городе. Он обожает их слушать и таким образом узнает о нас больше, что хорошо для его работы. Мои рассказы настолько увлекают его, что на время он забывает о проблемах в типографии и кашле Ио.

Однако же его вкус к историям все-таки отличается от моего. Ему нравятся случаи, которые можно объяснить с точки зрения здравого смысла или человеческой натуры. Когда же я завожу речь о привидениях, он начинает ерзать в постели и просит меня прекратить, но не потому, что ему страшно, а потому, что он – немец.