Венецианский бархат - читать онлайн книгу. Автор: Мишель Ловрик cтр.№ 120

– Полагаю, не все так просто. Я где-то читал, что такие вот фигурки использовались в качестве любовных талисманов. Человек, который любил, но не был любим, – он сделал паузу и посмотрел на меня с таким чувством, что я испугалась, как бы он не угадал мою тайну, – опускал фигурку в огонь, где она плавилась. При этом предполагалось, что так же тает и сердце объекта его желания. Кое-кто утверждает, что те старинные фигурки обладали куда большей силой, чем нынешние. Во всяком случае, она изготовлена намного искуснее тех, что мне доводилось видеть до сих пор.

– Откуда вы все это знаете? Вы изучали колдовство? Вы верите в…

Я бы очень удивилась, если бы узнала, что еврей верит в колдунов и ведьм.

Он вздохнул.

– Нет. Просто слишком многие из моих пациентов считают, что такие фигурки способны творить чудеса, и тратят на них свои деньги, тогда как простой сытный обед мог помочь им куда больше. Я вынужден был изучать их для того, чтобы со знанием дела опровергать подобные невежества. Мне много раз показывали похожие фигурки и амулеты в качестве оправдания того, почему мои больные не сходили в аптеку за травами, которые им действительно нужны. Все это очень печально и попросту убивает меня.

Он поспешно вернул мне куклу, словно ему было неприятно касаться ее. Это напомнило мне кое о чем еще. Я привела его по лестнице в кабинет моего мужа и показала ему бюро, внимательно вглядываясь в его лицо.

– Что вы об этом думаете? – спросила я, стараясь голосом не выдать своего волнения.

– Об этом предмете мебели? – рассеянно осведомился он, и мне показалось, что его все еще занимают мысли о восковой фигурке.

– Да, – отозвалась я.

– Он необычен, – ответил он, и я поняла, что он подбирает слова, не зная, что еще сказать.

– В нем нет зла? – настаивала я, изо всех сил сдерживая слезы и поглаживая переносицу.

– Злыми бывают только люди или их поступки. И мысли, – сказал он.

Его ответ показался мне уклончивым. А потом я испугалась, что он сочтет меня помешанной, раз я задаю ему подобные вопросы. Вскоре после его ухода я поняла, что он не подсказал мне способ избавиться от восковой фигурки, на что я очень рассчитывала.

Я вновь спрятала ее в кошачьем будуаре под шелковыми шарфами и принялась размышлять над тем, что услышала от него. Мне не хотелось класть ее в огонь. Это привело бы к тому, что после стольких лет ее магия ожила бы вновь. И что тогда может случиться? Кто знает, чья любовь была приколота ногтями к почкам, печени, селезенке и сердцу этой женщины времен Римской империи и для чего? Если я сожгу ее, как знать, вдруг она станет преследовать меня?

– Но какое она имеет ко мне отношение? – вслух поинтересовалась я.

Теперь я боюсь этой восковой фигурки еще сильнее и знаю, что должна придумать способ обратить ее в ничто, не вернув при этом ей могущество. Мне трудно разгадать эту загадку, и я чувствую себя ребенком, который складывает головоломку, не имея в своем распоряжении всех ее кусочков.

В конце концов, мне легче думать о своих привычных проблемах, какими бы печальными они ни были.

Расчесываясь, я читаю записки, которые оставил для меня в ящике муж.

Один взмах расчески, и в зубцах слоновой кости остаются густые пряди. Цвета темного золота. Волосы мои с каждым днем становятся все темнее. Когда-то они были золотистыми, как солнце или сливки. Теперь же они стали пепельными, какими-то грязно-белыми, и, если так будет продолжаться, вскоре они станут совершенно темными. На такой жаре мои кудри должны быть светлыми, как шерсть ягненка. Но вместо этого с каждым днем они чернеют, как и мои надежды. Каждый вечер я вытаскиваю их из расчески и заворачиваю в тряпочку, потому что мы, жители этого города, верим, что у каждого человека на голове есть особый волос: если его схватит ласточка, это обречет меня на вечную погибель. Поэтому я прячу выпавшие волосы подальше, чтобы они не достались жадным и прожорливым птицам.

Мой муж пишет: «Твоя кожа – как молоко, светлая, как ангел в перьях, сошедший из рая, словно ты слишком хороша для этого мира».

Бывает такая любовь, которую нужно холить и лелеять, словно редкий цветок в дендрарии, ведь легчайшее дуновение холодного воздуха способно погубить его. А есть такая любовь, которая растет на скалах, подобно кактусу, и чем труднее ей отыскать влагу привязанности, тем глубже она пускает свои корни. Но существует и любовь, которая лучше всего чувствует себя на волнах воображения. И вот последняя – самая восхитительная из всего, что только может предложить реальный мир. Такая любовь – самая прочная и устойчивая, и именно такой любовью Бруно любил Сосию.

Фелис уговаривал его ненадолго покинуть Венецию.

– Давай уедем от этой жары. Поехали, постреляем птиц, как в старые добрые времена, – настаивал писец, не в силах удержаться от того, чтобы ласково не погладить Бруно по исхудавшему лицу.

Но Бруно лишь неизменно качал головой в ответ. Сейчас он просто не представлял себя вне пределов города. Он часто бродил по улицам без видимой цели, но маршрут его неизменно пролегал по местам, где он бывал с Сосией.

Бруно, направляясь к церкви Сан-Джованни-э‑Паоло, обнаружил, что служба уже началась. Священник в белом облачении размахивал своим музыкальным кадилом, похожий на серьезного ребенка с погремушкой.

Сегодня он должен был встретиться с нею здесь, а не у себя на квартире. Следовательно, о физической близости не могло быть и речи, с горечью отметил он. Значит, сегодня ей это не нужно, по крайней мере от него. Очевидно, она рассчитывает освежиться в другом месте или только что пришла оттуда.

На ступеньках расселся чужеземный безногий бродяга, который привлекал внимание прихожан своими пустыми штанинами. Он ловко забрасывал их наверх, и, когда брюки, в манжеты которых были вшиты деревянные грузила, под их тяжестью падали вниз, они цеплялись за ноги и обувь молящихся. Бруно дал мужчине монетку и получил позволение пройти. Когда наконец появилась Сосия, он стоял у входа в церковь, глядя внутрь.

Вместо приветствия он обратился к ней с вопросом, заданным небрежным тоном, изо всех сил стараясь показать, что не придает значения тому, что ему пришлось долго ждать ее: