Европа. Борьба за господство - читать онлайн книгу. Автор: Брендан Симмс cтр.№ 85

Все это уже представляло собой грандиозный идеологический вызов Венским соглашениям, но именно потенциальный геополитический результат революционных захватов более всего беспокоил две «уцелевшие» великие державы – Британию и Россию. Либерально-националистическая внешняя политика, которой собирались придерживаться Франция, Германия и Италия, являлась фактически объявлением непримиримой войны против консервативной Европы. «Крестовый поход» за освобождение поляков и итальянцев, стремление объединить немцев и желание покончить с царским деспотизмом внезапно оказались на повестке дня. В Париже радикалы во всеуслышание требовали немедленной интервенции в поддержку итальянских революционеров. Новое либеральное правительство Пруссии направило войска на помощь немецким националистам в Шлезвиг-Гольштейне против датчан, а также открыто готовилось к войне с Россией ради защиты поляков. В Италии революционеры желали не только создать единое государство, но и экспортировать свои принципы. «Цель, которую я преследую, – заявил Мадзини, – это итальянское единство, итальянская мысль, сосредоточенная в народном Риме и распространяющаяся оттуда по всей Европе». ^[609] Его революционные настроения отчасти совпадали со стремлениями правителя Пьемонта Карла Альберта, который хотел расширить свои владения за счет территорий Габсбургов. Обращаясь к итальянским националистам, Карл Альберт обещал «совершить все в одиночку» и напал на австрийцев; его действия грозили уничтожить тщательно выстроенный баланс сил на полуострове. Волна националистических восстаний в границах империи Габсбургов также имела серьезные последствия для европейской государственной системы, поскольку они предвещали крах Австрии как великой державы.

В либерально-националистических взглядах было много непрактичности и утопичности, однако они опирались на обостренное чувство стратегических приоритетов. Главным врагом Германии и Франции являлась не империя Габсбургов, а русский колосс, который воспринимался как оплот реакционности, готовый сражаться за свои ценности до последнего. Даже отъявленные оптимисты-радикалы не верили, что его возможно уничтожить; нет, его следовало только сдерживать. На самом деле французы даже поощряли создание Германского Союза – ради «блокировки» России: министр иностранных дел Эдуар Друэн де Люис призывал к заключению франко-германского пакта для воссоздания «свободной и независимой» Польши в качестве буфера на востоке. ^[610] По той же причине обе страны хотели видеть Австрию как можно более сильной. Новый премьер-министр Франции Альфонс де Ламартин предложил компенсировать Габсбургам потерю Италии за счет дунайских княжеств. В июле 1848 года министр иностранных дел Франции Жюль Бастид пояснил, что увеличившаяся в размерах Австрия послужит «барьером между Россией и полным подчинением Восточной Европы». ^[611] Париж стремился реализовать национальные и стратегические цели, рекомендуя учредить «Дунайскую федерацию». В том же ключе немецкие либеральные националисты, собравшиеся во Франкфурте, рассуждали о воссозданной Польше как о бастионе европейского либерализма против царского деспотизма.

Разногласия по поводу внешней политики радикализировали европейские революции, в первую очередь французскую, в ходе которой быстро проявилось недовольство осторожными действиями Ламартина. В середине мая 1848 года в Учредительное собрание ворвалась толпа левых демонстрантов, которые требовали – безуспешно, разумеется – отправить армию в Германию, дабы «усмирить» Пруссию и помочь полякам; финансировать кампанию предлагалось налогами с богачей. Вскоре после этого племянник Наполеона Бонапарта Луи-Наполеон был избран в Национальное собрание, а в декабре он с разгромным перевесом выиграл президентские выборы. По сути, люди голосовали если не за немедленную отмену, то за срочный пересмотр Венских соглашений. «Имя Наполеона, – похвалялся Луи-Наполеон год спустя, – уже программа действий сама по себе»; ^[612] его слова свидетельствовали об актуальности ревизионистской политики. Узнав об итогах французских выборов, король Пруссии Фридрих-Вильгельм IV сказал группе немецких парламентариев, что «мы непременно увидим угрозу Германии из-за Рейна. Я надеюсь, что, когда призову своих подданных к оружию, они выкажут доблесть, достойную отцов, и защитят границу, как и в 1813 году». Король даже призвал возвести «бронзовый занавес» (mur d'airain) на западе. ^[613] В краткосрочной перспективе, впрочем, Луи-Наполеон довольствовался отправкой экспедиционного корпуса в Рим в апреле 1849 года, чтобы предотвратить нападение австрийцев на Римскую республику. Он также восстановил власть папы – частично для того, чтобы успокоить французских католиков, но в первую очередь ради укрепления влияния Франции на полуострове и ради обретения поддержки общественности.

Революции также привели к осуществлению куда более радикальных геополитических проектов. В конце января 1848 года «Союз коммунистов» отреагировал на новость о революции в королевстве Неаполя и Сицилии просьбой к Карлу Марксу и Фридриху Энгельсу ускорить подготовку программного документа организации. Результатом, написанным в жуткой спешке, стал «Манифест коммунистической партии», опубликованный в феврале, в том самом месяце, когда восстал Париж. «Призрак бродит по Европе, – заявляли авторы, – призрак коммунизма». По их мнению, коммунизм «признается уже силой всеми европейскими силами». В отличие от всех прочих пролетарских или социалистических партий, как считали Маркс и Энгельс, коммунисты «выделяют и отстаивают общие, не зависящие от национальности интересы всего пролетариата». Рабочие «не имеют отечества… Национальная обособленность и противоположности народов все более и более исчезают уже с развитием буржуазии, со свободой торговли, всемирным рынком, с единообразием промышленного производства и соответствующих ему условий жизни». В этом взаимосвязанном мире возникает новая геополитика, которая противопоставляет общие интересы эксплуатируемых таковым интересам эксплуататоров. В результате само государство и межнациональные конфликты отмирают, поскольку «в той же мере, в какой будет уничтожена эксплуатация одного индивидуума другим, уничтожена будет и эксплуатация одной нации другой». ^[614]

Все это сулило серьезные неприятности Британии и России. Планы либералов и социалистов по воссозданию Польши угрожали самому существованию Российской империи. «Польша, как ее понимают поляки, – предупреждал русский дипломат барон Петер фон Мейендорф в марте 1848 года, – простирается до устьев Вислы и Дуная, а также включает течение Днепра в районе Киева и Смоленска». Такая Польша «входит в Россию клином, разрушает ее политическое и географическое единство, отбрасывает нас обратно в Азию и возвращает на двести лет в прошлое». Покончить с этими устремлениями, по мнению Мейендорфа, было «долгом всякого русского человека». ^[615] Англичане же были обеспокоены судьбой Италии, потому что там исчезал южный барьер, препятствовавший увеличению французского могущества. Этот регион, как выразился Пальмерстон в июне 1848 года, перестал быть «щитом Аякса» и превратился в «Ахиллесову пяту». ^[616] Принимая как данность тот факт, что влияние Габсбургов на полуострове сошло на нет, Пальмерстон и Рассел искали новый барьер.