Местечковый романс - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Канович cтр.№ 11

Всё на самом деле наладилось. Опасения Хенки, что её вскоре уволят, оказались напрасными, и заслуга в этом принадлежала Этель. Диковатая Хенка не только прижилась у Кремницеров, но и подружилась с хозяйкой, которая была не намного старше новоявленной няньки и к тому же не могла похвастаться большим числом знакомых сверстниц в Йонаве. Все они жили либо в Каунасе, либо за границей. Этель, правда, иногда встречалась со своими подругами, когда сопровождала Арона во время его недолгих поездок в Каунас или в Германию, где она и родилась в семье потомственных коммивояжеров. Йонаву Этель считала вынужденной ссылкой. Арон Кремницер, удачливый лесоторговец, давно хотел перевести дело в какой-нибудь портовый город — Марсель или Киль, но его отец реб Ешуа наотрез отказался расстаться со своими замками, гвоздями и защёлками. Могилы родителей, как он всех уверял, добровольно, да ещё ради мамоны, не оставляют.

Рафаэль привык к няньке. Вначале, только завидев её, он, бывало, бросался наутёк, по-детски бесхитростно прятался там, где найти его не составляло никакого труда, а когда Этель и Арон уходили и Хенка оставалась со своим подопечным наедине, капризничал, куксился и даже горько плакал. Но однажды, на исходе второй недели её службы, в их отношениях произошёл неожиданный переворот. Рафаэль притащил из детской куклу — длинноносого ушастого клоуна с обвислыми усами в смешном картузе с нарисованными на козырьке якорями и, спешно вручив свою игрушку ей, громко возгласил:

— Енька! Енька! Пи-пи!..

Мальчик пальцем ткнул в низ живота, в свой краник.

Хенка взяла его за ручку, отвела в туалет и посадила на горшок. Когда через минуту струйка иссякла и малыш снова закричал «Енька!», она поняла, что с этого исторического «пи-пи» начинается их настоящая дружба.

Она возилась с Рафаэлем целыми днями, придумывая всякие игры и развлечения. Чтобы рассмешить его, Хенка принималась изображать то мекающую в огороде козочку, то квакающую в болоте лягушку, то кукарекающего в соседнем дворе петуха, то чирикающего в палисаднике голодного воробушка. Рафаэль слушал и заливался счастливым смехом.

После дневного сна Хенка водила его на прогулку — в запущенный парк, где мальчик отчаянно гонялся за нищенствующими воробьями либо красавицами бабочками, или в осиротевший, давно не плодоносящий яблоневый сад возле местечкового костёла со стреловидным куполом, вонзённым — не в память ли о распятом Христе? — в синее небо. Иногда они забредали на Ковенскую улицу. Там Хенка непременно останавливалась и, не смея войти с мальчиком внутрь, издали показывала ему родной скособочившийся дом, из которого доносился стук неутомимого молотка.

— Тут, Рафаэль, живут мои родители, — говорила она малышу.

Рафаэль таращил глазёнки на небольшие оконца и, вцепившись в руку няньки, тянул её назад — в двухэтажный особняк, к своей маме.

По пути Хенка обычно заглядывала с карапузом к его деду и своему благодетелю реб Ешуа Кремницеру в пустую лавку — царство замков и задвижек. Рафаэль во время этого краткого визита получал без счёта ласк и поцелуев.

Прогуливаясь за ручку с мальчиком по местечку, Хенка в один прекрасный день столкнулась с Рохой-самураем. Та торопилась к резнику с белым гусем, беспечно прикорнувшим перед скорой и беспощадной казнью в большой корзине.

— Писем нет? — спросила Хенка, поздоровавшись.

— Что-то наш кавалерист давно нам не пишет, — пожаловалась Роха, кивнув в ответ. — Может, он тебе пишет?

— Нет. Если бы написал, я бы от вас не скрыла. Тут же прибежала бы и рассказала. Может быть, Шлеймке на манёврах?

Рафаэль приблизился к корзине, собираясь, видно, разбудить гуся, продолжавшего перед смертью безмятежно дремать в плетёнке, как в колыбели.

— Рафаэль! Не смей его трогать! — воскликнула Хенка. — Он ущипнёт тебя своим клювом. Потом пальчики будут долго болеть.

— А что это за штука — манёвры? — напуганная непривычным словом, обеспокоилась Роха.

— Военные учения. Солдаты учатся быстро вскакивать в седло, срубать шашками на скаку голову у чучела, изображающего врага, точно стрелять в цель из винтовки.

— Седло, шашки, стрельба… — вздохнула Роха. — Всё это, по-моему, не еврейский гешефт. — Она потрепала Рафаэля по чёрным кудряшкам, снова вздохнула и сказала: — Какой славный мальчишечка! И надо же — уже он наследник москательно-скобяной и второй лавки Кремницера — бакалейной, а главное — огромных угодий соснового леса где-то в Жемайтии за Расейняй! А что, спрашиваю я частенько Господа Бога, достанется в наследство моему внуку? Только молоток, шило, шпильки ^[12], сапожный клей, колодка и все наши беды.

— Я думаю, что никто, даже Господь Бог, не знает, что, кому и когда достанется.

Обречённый на казнь у резника гусь проснулся и одним своим глазом высокомерно уставился на Рафаэля, который от страха прижался к тёплому боку своей няньки.

— Через полторы недели я получу первое жалованье. Тогда мы с вами, Роха, сядем в автобус и поедем к Шлеймке в Алитус, — сказала Хенка своей будущей свекрови.

— На манёвры поедем? — съязвила Роха.

— Да, — засмеялась Хенка.

Рафаэль заскучал, и нянька повела его домой, извинившись перед сгорбившейся Рохой и даже заносчивым, не догадывающимся о своей печальной участи гусём.

6

В доме Дудаков на Ковенской был объявлен праздник — Хенка принесла первую получку. Восемьдесят пять литов! Подумать только — восемьдесят пять литов! Почти девяносто! Бывает, что сапожник Шимон столько не зарабатывал и за три месяца! Хенка получила в три раза больше, чем отец! Песя, Хася, Фейгеле, берите с сестры пример!

Хенка испекла свой любимый пирог с изюмом, сделала тейглех — медовые пряники, натушила картошки с греческим черносливом, купленным в бакалее, тоже принадлежавшей её благодетелю реб Ешуа Кремницеру, в которой царствовал приказчик — лысый, как коленка, Рувим Биргер, и устроила пир горой.

Когда радость домочадцев чуть улеглась, счастливица сообщила им, что завтра уезжает на весь день с Рохой-самураем в Алитус, чтобы встретиться со Шлеймке, от которого давно не было никаких вестей.

— С этой бабой-ягой?! — ополчился на Хенку отец. — Не спешишь ли ты, доченька, тратить на ведьму свои денежки? Ты пока ещё не стала её невесткой.

— Роха помогла мне устроиться нянькой в дом Кремницеров. И потом, она не ведьма и не баба-яга, а просто уставшая от забот женщина. Весь дом на её плечах. Роха, как та ослица, которую однажды впрягли в перегруженную повозку и забыли выпрячь. Ни кто-то другой, а именно ты, отец, сам мне сказал, что её главные помощники Айзик и Лея вроде бы собираются поднять крылышки и вообще навсегда уехать из Литвы.

— Ну и что? — не сдавался Шимон. — У них ещё есть твой Шлеймке и Мотл. И Хава. Может, Лея и Айзик действительно уедут. Кто их знает? Что им тут в нашем местечке делать — латать, латать и ещё раз латать, лудить и ещё раз лудить, брить бороды, стричь волосы, стоять на крылечке, глядеть весь день до отупения на прохожих и ждать клиентов? А там, в этой Америке, говорят, только выйдешь на улицу, а на мостовой доллары валяются. Нагибайся и собирай!