Целых десять дней шли проливные дожди. Дот казалось, она никогда не высохнет. Так похолодало, что королеве пришлось послать в Лондон за своими мехами. Но недавно на небе появилось неяркое осеннее солнце, и стало довольно тепло. Дот была рада этому, потому что сегодня Мег покидает Элтем. Она едет в какой-то замок, название которого сразу же улетучилось у Дот из головы. Едет она с Елизаветой, с которой Дот рада расстаться, и принцем Эдуардом, которого девушка в глубине души считает заносчивым маленьким поросенком.
Мег снова нездоровится; она бледна, и ее донимают приступы кашля. Иногда Дот кажется, что у нее вот-вот все внутренности вылезут наружу. Мег быстро устает. Стоит ей провести час на ногах, и она снова ложится в постель. Хуже всего то, что Мег как будто перестала различать сон и явь. Во дворце ей повсюду мерещатся ангелы и демоны. Она часто бредит и несет полный вздор. Катерина дает ей настойку от кашля. Дот волнуется, как Мег перенесет дорогу. К Мег вызвали доктора Хьюика; уж он-то наверняка ее вылечит.
Дот отдернула занавеску, отделяющую буфетную от кухни. Свечи у нее нет, а в темноте ничего не видно. Она не знает, где в этом доме хранятся свечи, а спросить у кого-то ей некогда. Она поставила на стол аптечку королевы – большой ящик, разделенный на маленькие отделения, в которых лежат разные травы, аккуратно помеченные ярлычками. Королева попросила ее сделать припарку для больной ноги короля, как она ее учила; надо мелко растереть по одной части «золотой печати», окопника и вяза ржавого, добавить гамамелис, завернуть смесь в марлю и тщательно завязать. Хотя Дот знает все растения по запаху, она ищет знакомые буквы. «Г» похожа на человека, скрючившегося в уборной, «О» – на разинутый рот хориста. «И» изящная, «Д» напоминает колотушку, «Е» – ухо, «Н» – ворота. Дот складывает знакомые буквы, и из них образуются слова. Она так и не призналась Уильяму, как запоминала разные буквы. Боялась, что он сочтет ее дурочкой. Правда, читая названия лекарственных трав, она гордилась собой. Теперь она умеет читать, и каждое новое слово – ее маленькая победа.
Она аккуратно отмеряла сушеные травы и растирала их пестиком в мелкий порошок, выбирая жесткие корешки. Затем подливала настойку гамамелиса, от которого слезятся глаза и щекочет в носу. Затем быстро затыкала флакон с гамамелисом пробкой, как показывала Катерина, чтобы настойка не выветрилась. Дот расстелила на столе квадрат ткани, сложила пополам, выложила на него смесь и тщательно завязала концы, а затем опустила припарку в деревянную миску. Убрав все на место, она снова протиснулась мимо бочек, вытирая и стряхивая белые полосы пыли с рукава. Она пробралась по лабиринту коридоров, отсчитывая двери, чтобы не заблудиться.
Катерина на половине короля. Генрих Восьмой сидел у окна. Дот так и не привыкла к его виду. Он сидел, широко расставив ноги; торчит гульфик, такой огромный, что Дот захихикала бы, не помни она, кому принадлежит эта деталь гардероба. Катерина устроилась на табурете и смотрела на него снизу вверх; примерно так же смотрит на Дот Крепыш, и она ни в чем не может ему отказать. Король привез Катерине в подарок самца белой мартышки. У зверька странное старческое личико с карими стеклянными глазами и торчащие розовые остроконечные ушки. Но самое странное – его ручки, одновременно похожи и не похожи на человеческие. Зверек висит на гардине и тихо цокает языком; он издает звуки, похожие на птичьи. Королева назвала обезьянку Франсуа, что, по ее словам, очень позабавило короля: похоже, она назвала его в честь побежденного короля Франции.
Король как будто еще больше постарел и обрюзг; лицо у него одутловатое и круглое, как полная луна. Глядя на его сутулые плечи и слушая его злобные речи об императоре, и не подумаешь, что в Булони была одержана великая победа. Насколько поняла Дот, император предал короля, и ему не удалось заключить выгодный мирный договор.
Катерина напомнила Генриху о победе при Булони, сравнила ее с победой, одержанной при Азенкуре. Битва состоялась сто лет назад, но о ней до сих пор помнят, словно дело было вчера.
После слов Катерины король, похоже, немного ожил. Он назвал ее «моя дорогая», «любимая», «милая Кит», «единственная настоящая любовь». Королева, напротив, сжималась. Хотя внешне она была невозмутима, Дот понимала, что ей нехорошо. Рядом с королем она кажется особенно хрупкой и усталой.
– Дот, пожалуйста, помоги мне поставить его величеству припарку, – сказала она. – Принеси табурет; его величество положит на него ногу.
Она начала развязывать тесемки панталон; смущенная Дот отвернулась и нашла подушку, чтобы устроить королевскую ногу поудобнее. Она невольно представляла, как раздевает Уильяма. У короля и королевы все совершенно по-другому. О какой страсти может идти речь? Король с трудом приподнялся, и Катерина ловко стащила с него панталоны. Он со стоном повалился назад, на сиденье, прикрылся полами халата и задрал ногу на табурет. При этом он не удостоил Дот ни единым взглядом, как будто ее вовсе нет, чему она, откровенно говоря, была рада.
– Милая моя, – обращается король к Катерине, – можно поручить это кому-нибудь из слуг.
– Но я твоя жена, Гарри, и мне доставляет радость лечить тебя.
Он удовлетворенно проворчал что-то в ответ, когда Катерина склонилась над его ногой и стала снимать повязку, он хлопнул ее по спине. Издали казалось, что рана затянулась, но, опустившись на колени, чтобы забрать груду грязных бинтов, Дот видит, что рана кишит червями, как кусок тухлого мяса. Она ахнула, боясь, что сейчас ее вывернет наизнанку. Обезьянка громко закричала, раскачиваясь на гардине, потом спрыгнула вниз, подбежала к королю, посмотрела на его рану и завизжала. Вбежал паж и поймал зверька, ему пришлось попотеть, потому что Франсуа не давался. Паж бегал, приседал, подпрыгивал, ударился головой… Его величество громко расхохотался и крикнул:
– Видишь, Робин, эта обезьянка тебя победила!
Робин покраснел и разозлился, но в конце концов ему удалось схватить отчаянно вопящего Франсуа за хвост и вынести из комнаты. Дот все время косилась на отвратительную рану на ноге короля.
– По-моему, черви помогли, и рана совершенно очистилась, – сказала Катерина. – Дот, передай мне, пожалуйста, пустую миску.
Дот не ответила. Ее парализовало от омерзения. Она как завороженная смотрела на шевелящуюся белую массу…
– Дот! – повторила Катерина. Поняв, в чем дело, она нагнулась и взяла миску сама. – Нарви муслина для бинтов.
Муслин лежал в дальнем углу, на столике; Дот была уверена, что королева поручила ей такое задание нарочно. Она с облегчением отошла от короля, изредка косясь на королеву. Катерина осторожно извлекала червей из раны и складывала в миску. Как ей не противно? Даже не поморщится! Откуда только у нее силы берутся? Зато король кривился от боли, ерзал на месте.
– Кто предложил обработать рану личинками – доктор Баттс? – спросила Катерина.
– Да, – ответил король.
– В самом деле удачная мысль. Смотри, Гарри, как хорошо все затянулось! Я еще ни разу не видела, как действуют личинки, хотя много слышала об этом методе. – Оба рассматривали червей с таким видом, как будто перед ними французское серебро. – Чудны дела твои, Господи, – продолжала Катерина, взяла припарку, осмотрела ее, поднесла к носу, понюхала. – Дот, ты хорошо все сделала, – сказала она, мягко прикладывая припарку к ране. На душе у Дот потеплело от похвалы королевы.