Когда он обходил Цех, то намеренно налетал на меня и толкал. Или выхватывал шинель из-под моей машинки и швырял ее на пол с криком: «Ох!» Однажды это увидел Давид. Он отвел Рольфа в сторону, но я видела, что Рольф нагло отрицал, что делал что-то, и отвечал на все обвинения язвительным смехом.
На следующий день Рольф подошел ко мне сзади, наклонился и сказал:
– Не рассчитывай, что какой-то начальник цеха еврей заставит меня передумать. Я положил на тебя глаз. А Рольф всегда получает то, что хочет.
Он схватил меня за грудь, засмеялся и пошел дальше. Тем же вечером перед уходом домой я рассказала о случившемся Давиду.
Через два дня Рольф вновь принялся меня изводить. Давид увидел, подошел и велел зайти к нему в кабинет. В тот же день Рольф получил новый приказ – его перевели в ночную смену.
Рольф воспринял это болезненно. Он был просто вне себя и пожаловался гауптману Рихтеру, который руководил нашим предприятием. Как я уже говорила, нацисты организовали Цех и назначили управляющим Давида, но он был наемным служащим и подчинялся высшему руководству, а этим руководством и был гауптман Рихтер. Бóльшую часть времени Рихтер проводил в кафе и барах. Он принимал все рабочие решения Давида и обычно его не беспокоил, но после жалобы Рольфа от Давида потребовали, чтобы он оправдал перевод надсмотрщика.
Тем же вечером Давид позвал меня в кабинет и закрыл дверь.
– Мне необходимо обсудить с тобой кое-что важное.
– Речь пойдет о капрале Рольфе?
– О нем не волнуйся. Больше он не станет тебе докучать.
Я недоверчиво взглянула на Давида:
– Хорошо, если так.
– Нет, серьезно. Я перевел его в ночную смену. Он пожаловался гауптману Рихтеру, и сегодня у нас состоялся разговор.
– Какой разговор?
Давид улыбнулся:
– Интересно, о чем мы говорили?
Я кивнула.
– Во-первых, гауптман Рихтер захотел узнать, почему Рольфа перевели в другую смену. Я ответил, что он жестоко обращается с моими работницами и пытался принудить еврейку к сексу. К тому же у меня накопились к нему и другие претензии. «Наглая ложь! Ерунда! – заявил Рольф. – Вы верите на слово этой еврейке? Я просто выполняю свою работу, заставляю этих лентяек работать. Иногда приходится применить силу». – «При всем уважении, герр гауптман, я лично видел, как он вырвал шинель из швейной машины работницы и швырнул ее на пол, – сказал я. – И видел, как он при этом смеялся. Я видел, как он хватал ее за грудь. Уже не в первый раз он жестоко обращается с этой работницей. А это одна из моих лучших швей». Рихтер смерил взглядом Рольфа. «Отношения с еврейкой? Строжайше запрещено, капрал Рольф! Вам известно, что я могу отдать вас под трибунал? За подобное преступление я мог бы отправить вас на Восточный фронт». Рольф побледнел. «Отношения? Я? Да мне и в голову подобное не приходило. Вы совершаете огромную ошибку! Я никогда не стал бы пачкать руки об еврейку. Я только заставлял ее работать усерднее. Эта женщина пытается навлечь на мою голову неприятности, а я всего лишь выполнял свой долг». Рихтер кивнул и сказал: «Что ж, теперь будете выполнять свой долг в ночную смену. Перевод одобряется. Дайте мне знать, если с этим капралом снова возникнут неприятности».
Давид подмигнул мне:
– Вот такой состоялся разговор. Думаю, больше он тебя не побеспокоит. Но я позвал тебя не поэтому. Речь о другом. Садись. Мейер Капинский просил передать тебе, что имя человека, который предал твоего отца, – Луис Фейнберг.
Я напряглась:
– Он уверен?
Давид кивнул:
– Он знает об этом уже какое-то время.
У меня закипела кровь. Я была вне себя.
– Он знал? И ничего не сделал? Почему этот человек еще не наказан?
– Успокойся. Юденрат узнал, что он предатель и передает секретную информацию гестапо. Через него стали посылать фальшивые донесения, и теперь он немцам больше не нужен. Капинский сказал, что предоставляет тебе право решить судьбу Фейнберга, поскольку из-за него погиб твой отец. Ты можешь сама уладить этот вопрос, а можешь решить, что с ним сделать.
Я была ошарашена. Как я могла сама уладить этот вопрос? Сыграть роль палача? Я покачала головой.
– Я не знаю, что делать. Я не хочу брать на себя ответственность за смерть другого человека. Даже если он предатель.
Давид с улыбкой обнял меня:
– Никто не осудил бы тебя за это. На твоем месте я бы задушил его, но ты, черт побери, слишком порядочная! Если позволишь, я сделаю так, что этого человека накажут, как он того заслуживает.
– Только не убивайте! – предостерегла я. – Не хочу отвечать за его смерть.
– Не будем.
Через три дня Давид снова вызвал меня в кабинет.
– Я подготовил для Фейнберга наказание. Понадобится твоя помощь.
И он изложил мне свой план.
Тем же вечером Давид подбросил Фейнбергу анонимное послание на немецком языке: «Герр Фейнберг, вам приказано встретиться с обозначенным посланником у двери вашего дома в 19.00».
Ровно в семь вечера круглолицый мужчина в твидовой спортивной куртке и фетровой шляпе начал спускаться по лестнице к входной двери. У него был нос, как у хорька, и тоненькие усики, больше похожие на линию над губой. Выглядел он озадаченным – ему не давало покоя загадочное послание, которое он получил от своих немецких кураторов. Он повертел головой по сторонам.
– Пан Фейнберг! – окликнула я, стоя у подножия лестницы.
Он посмотрел на меня и вздрогнул:
– Да, я Фейнберг, но у меня важная встреча, юная леди, поэтому, пожалуйста, отойдите.
Он махнул рукой и попытался протиснуться мимо меня, но я преградила ему дорогу.
– Я жду вас.
– Вы? Девушка? Это вы написали мне?
Я покачала головой:
– Я не писала.
Он фыркнул:
– Хм! Неужели немцы послали девчонку, чтобы передать мне инструкции? О чем они только думают? – Он смерил меня взглядом и покачал головой. – Как тебя зовут?
Я не сводила взгляда с его лица. Мне необходимо было увидеть его реакцию.
– Лена Шейнман, дочь человека, которого вы предали.
Он замер и поспешно огляделся, но не заметил Давида, стоявшего в темноте у него за спиной.
– Капитана Шейнмана?
– Вы выдали нацистам моего отца. И еще трех патриотов. Вы донесли на них. Вам было известно, что за этим последуют репрессии. Нацисты расстреляли четыре семьи. Полностью. Это вы обрекли их на смерть! Вы предатель и убийца. Вы ничем не лучше гестапо.
Фейнберг пожал плечами:
– Кто ты такая, чтобы отчитывать меня? Что ты знаешь? Ты слишком молода. Если ты еще не поняла, идет война, и я сделаю что угодно, лишь бы остаться в живых. Я знаю, кто сейчас правит бал, и пойду на все, чтобы уберечь себя и свою жену.