– Ты должен сейчас же отправиться со мной, Эдмонд. Если все пойдет как надо, уже сегодня ночью мы тайком отправимся в путь.
– Не беспокойся, я позабочусь о том, чтобы меня никто не узнал. В шляпе и накидке я никому не буду бросаться в глаза.
– Ох, нет! Мы все держим в тайне не из-за тебя. Во всяком случае, не только из-за тебя. Это необходимо для того, чтобы целым и невредимым вывезти с острова хозяина Дункана. Иначе завтра в полдень его казнят.
9
Дойл с хмурым видом листал документы, которые утром принес ему на подпись адъютант Юджин Уинстон. Губернатор не мог думать ни о чем другом, лишь о грядущем дне. Если бы все это было уже позади! Только бы во время этого злосчастного процесса не потерять самообладания! Губернатор подозревал: все, что случилось из-за его вспыльчивости, сулило ему еще немало неприятностей. Его разум помутился от жажды золота. Стоило все хорошенько обдумать, прежде чем в это ввязываться. Не Юджину, конечно, придется расхлебывать последствия этой казни, а ему самому. Дойл молча, но от всей души проклинал тот день, когда адъютант подсунул ему проклятый обвинительный акт, в котором речь шла о том, чтобы приговорить Дункана Хайнеса к смерти. Один только неслыханный упрек чего стоил! Юджин утверждал, что юридическое толкование законов позволяет им вынести обоснованное обвинение. Но Дойл-то понимал, что это умышленное искажение правды. Если об этом знал он сам, то и всем остальным это скоро станет ясно. Среди прочих есть и те, кто воспримет эту казнь весьма неодобрительно. Предавая мятежников, Дункан Хайнес действовал в интересах Английской республики
[4], руководствуясь прежде всего договоренностью с адмиралом Эскью.
Джордж Эскью был не просто должником Хайнеса. Это был человек влиятельный, наделенный властью, он напрямую общался с Оливером Кромвелем. Несомненно, достаточно нескольких гневных фраз в адрес губернатора Барбадоса, чтобы эта глупая интрига, затеянная Юджином, быстро выплыла наружу и повлекла за собой цепочку неотвратимых последствий. Тогда Дойла ждет участь его предшественника: его с позором снимут с должности и, униженного, отправят в Англию.
Дойл дорого заплатил за это место и привилегии, поставив на карту все, что у него было. Возвращение в Англию не входило в его планы. Еще больше губернатора терзал страх, что вскоре его жизнь бесповоротно изменится. А начиналось все многообещающе: благодаря теплому климату исчезли боли в суставах. Казалось, солнце творит чудеса. К тому же у Дойла было двое черных слуг, которые выполняли все его желания…
Погрустнев, губернатор отодвинул стопку бумаг в сторону и открыл табакерку. Но, как только он насыпал кучку табака, дверь распахнулась и вошел Юджин.
Даже если адъютант и постучал, то сделал это так тихо, что его невозможно было услышать. От страха Дойл выронил все еще открытую табакерку, и ее содержимое рассыпалось на безупречно чистые свежевыглаженные бриджи. Он в ярости смахнул табак с колен. Юджин вежливо поклонился и поинтересовался здоровьем губернатора. Об этом хитрец никогда не забывал.
Дойлу больше всего сейчас хотелось швырнуть табакерку ему в голову, но такие порывы лучше было сдерживать. Без адъютанта он бы безнадежно утонул в многочисленных документах. Иначе, к сожалению, не скажешь. Чтение всех этих решений и распоряжений совета утомляло губернатора. Если бы Юджин не пересказывал ему кратко их содержание и не подкладывал бумаги на подпись, у Дойла наверняка не осталось бы ни минуты свободного времени.
– Мне уже лучше, – проворчал губернатор. – Казнь этого мародера засела у меня в печенках. Я подумываю, не перенести ли ее на пару недель. Пусть еще немного посидит на скудном пайке, тогда, глядишь, одумается и попросит о пощаде. Которую мы ему в конце концов великодушно и пожалуем. Ведь в первую очередь мы хотим заполучить золото.
– Конечно, – согласился Юджин. – Но это было бы жалко и непоследовательно. Это означало бы, что узника можно и отпустить. Вынеся Хайнесу приговор, вы продемонстрировали свою власть и способность претворять в жизнь собственные намерения. Вы явили силу воли и независимость.
– Вы действительно так думаете? – Лесть смягчила Дойла, но не уменьшила его сомнений. Он осведомился: – Это значит, что вы настаиваете на проведении казни в соответствии с первоначальным планом?
– Непременно. Нет никаких причин переносить исполнение приговора.
– Если не принимать во внимание тот факт, что золото утекает из наших рук. – Дойл, прищурившись, взглянул на Юджина. – Я слышал, вы уже приказали обыскать корабль этого пирата.
Адъютант слегка покраснел.
– Только чтобы убедиться, что матросы не улизнут.
Дойл откинулся на спинку стула и заметил оставшиеся следы табака на бриджах. Губернатор в раздражении смахнул их и с упреком взглянул на Юджина.
– Не вздумайте воплощать свои планы в жизнь за моей спиной, – холодно произнес Дойл.
– Я бы никогда не посмел этого сделать! – горячо заверил его Юджин. – Напротив, я как раз хотел предложить вам новый план, с помощью которого мы все же сможем добраться до золота.
– Кого вы имеете в виду под словом «мы»?
– Разумеется, я имел в виду только вас, – поспешно произнес Юджин. – Члена парламента, человека, обладающего высшей властью от Английской республики на острове. Единственного справедливого представителя Англии на острове Барбадос. Я всего лишь скромный адъютант и рад содействовать тому, чтобы ваша власть крепла.
– Золото принадлежит леди Элизабет, это ее личное состояние. Если четвертованный Дункан Хайнес будет лежать под землей, у нас больше не останется рычагов давления.
– Мы можем позаботиться о новых рычагах.
– Еще одно обвинение? Она ни в чем не позволит себя обвинить.
– А вот это еще вопрос. Как насчет того, чтобы предъявить ей обвинение в колдовстве?
Юджин слегка прищурился, словно прислушиваясь к собственным словам. Он напоминал одну из медлительных, неповоротливых ящериц, которые грелись на солнце, но при малейшей опасности исчезали.
– Колдовство? Вы шутите, наверное.
– Я мог бы найти свидетелей того, что эта женщина практикует черную магию.
– Конечно, вы могли бы это сделать. – Дойл усмехнулся, но в его душе уже снова тлел алчный огонек наживы.
Элизабет Хайнес действительно вела себя как ведьма. Ездила верхом в мужском седле, распустив волосы, не соблюдала традиций. Эта женщина была дикой, непредсказуемой и, конечно, способной на дьявольские поступки. Она была… нет, это абсурд. Нет, на подобную глупость он точно не согласится.
– Элизабет Хайнес в положении! – запротестовал Дойл.