Спасая Амели - читать онлайн книгу. Автор: Кэти Гольке cтр.№ 20

– Рейчел, я очень устал. Я узнáю больше после встречи с коллегами во Франкфурте. – Профессор встал. – Давай поговорим, когда я вернусь.

– Ты уже вернулся!

Он положил руку дочери на плечо, нежно, что было совсем на него не похоже, сжал его.

– Планы изменились. Я уезжаю рано утром. Не стану тебя будить. К концу недели мы вернемся ночным поездом.

– А Герхард тоже едет с тобой?

– Да.

По голосу профессора можно было подумать, что он несет на себе весь груз земной. Отец закрыл дверь.

Рейчел необходимо было знать, что он хотел сказать и какое отношение она имела к его встрече – почему он так скоро возвращается во Франкфурт? И что означает его крепнущая связь с Герхардом Шликом? Почему эсэсовец столько времени проводит с ученым, занимающимся евгеникой?

Единственное, что связывало Рейчел с Франкфуртом, – бесчисленные осмотры у доктора Фершуэра. Она всегда полагала, что ездит туда потому, что отец знаком с доктором Фершуэром и доверяет ему, потому что он и ее мать так дорожили своей приемной дочерью и считали, что немецкие врачи лучше американских. Но такие объяснения больше не казались девушке логичными. Какова их настоящая цель? «Какова цель моего отца теперь?»

* * *

Когда сгустились сумерки, Лия вышла из кабинета курата, намереваясь отправиться домой по самой длинной дороге. Ей нужно было время, чтобы подумать.

Священник назвал ее чудом. Лию никогда еще чудом не называли, в этом она была абсолютно уверена.

Тем утром курат Бауэр дотошно расспрашивал ее и она честно ему отвечала.

– Вы умеете читать ноты? – поинтересовался он.

– Да.

– Поете?

– Я люблю петь.

– Вы сможете держать в руках целый класс неуправляемых детей?

– Возможно…

– Могли бы ежедневно выделять время на репетиции?

– Конечно.

Но он не спросил самого главного: о том дне, когда она кричала в его храме о зле, которое так глубоко укоренилось в ее душе, что она его не видела, не могла назвать. Курат просто продолжал объяснять Лии ее обязанности, как будто предлагал работу. Она слышала его слова, однако не все понимала: так громко билась в ее сердце надежда.

Курат Бауэр – добрый, милый курат Бауэр из римской католической церкви Святых Петра и Павла – предлагал ей, ничтожной, бесплодной протестантке Лии Гартман возможность руководить детским хором самых маленьких школьников – семнадцатью неуправляемыми, буйными, шумными хулиганами, которым еще и восьми не исполнилось, если верить словам фрау Фенштермахер. Репетиции не имели никакого отношения к постановке «Страстей Христовых», просто надо было учить детей пению и удерживать их подальше от неприятностей. О большем Лия и не мечтала. Только бы в Институте об этом не узнали.

Она согласилась. Но позже в ее душе поселился страх – живое существо, которое сворачивалось клубком и разворачивалось. Уже днем она остановилась у дверей кабинета курата. Понимая, что очередного разочарования она не вынесет, женщина не смогла сдержаться и полагала, что и эту радость у нее отберут, как только она решится в нее поверить. Лия еще раз напомнила священнику о том дне, когда он встретил ее в церкви.

Лии почти не верилось, что она решилась на подобный поступок, говорила таким деловым, прозаичным тоном. Курат Бауэр был не женат, собственных детей не имел – это был его осознанный выбор – он дал обет. Как ему понять, что такое боль из-за стерилизации? Что такое презрение, которое испытывали к бесплодной пациентке врачи, открыто заявлявшие, что знают ее как свои пять пальцев, хотя она сама себя не знала. Что такое ужасный страх, что муж перестанет ее любить. И Лия обо всем рассказала курату… дважды.

После того как она еще раз исповедуется – напомнит ему о своей нечестивости, – он наверняка передумает. Лучше вообще не знакомиться с детьми, чем думать, что потом их у нее заберут. На этот раз курат плакал и молился вместе с молодой женщиной. Он отреагировал странно: сказал, что не может жалеть ее, потому что у каждого свой крест и Отец Небесный таким образом введет ее в Царство Божие.

Лия не до конца поняла, что он имел в виду. Она поверить не могла, что Господь сначала презирал ее, а потом благословил, позволив опекать этих драгоценных детей. Вероятно, потом Он увидит, что совершил ошибку, и заберет их у нее. Но пока Господь этого не сделал, Лия была намерена стать самым лучшим руководителем детского хора, какой только был в Обераммергау, – не ради грядущего праздника, а ради самих детей.

Она отдаст им всю свою любовь до последней капли.

На каждую репетицию она будет приносить свежее молоко от своей коровы – и плевать, что из-за этого меньше молока продаст на рынке. Она пороется по сусекам и купит или выпросит все необходимое, чтобы испечь штрудель, кекс и пирог с начинкой. Нет, наверное, пить молоко перед репетицией не годится – оно будет обволакивать голосовые связки. Вода – вот что нужно. Но после репетиции Лия будет поить детей молоком, чтобы домой малыши возвращались не с пустыми желудками.

Она сошьет новые наряды к празднику – для каждого ребенка. Лия была уверена, что Фридрих не пожалеет денег на ткань. А если окажется, что сшить новые наряды очень дорого, что ж, у нее есть старые, ненужные занавески. Наверное, они подойдут даже больше – лучше впишутся в праздник.

Лия засмеялась – негромким нежным смехом, который слышали только она сама и Господь. Она дождаться не могла, когда напишет Фридриху. Он сразу поймет, что для нее это значит. Но она не расскажет ему о том, о чем сказала курату Бауэру. Даже от Фридриха Лия скрыла, как ее клеймили позором врачи в Институте. Она отмахнулась от этих воспоминаний – по крайней мере, на время.

Обходя деревушку, Лия начала негромко напевать. Настала ночь. Когда женщина дошла до ворот своего дома, небо стало угольно-черным и звезды на нем казались белыми огоньками – наверное, еще никогда они не светили так ярко. Лия не помнила, когда чувствовала себя более чистой, более умиротворенной. Интересно, как долго продлится это ощущение? Или это всего лишь мгновенное просветление в ее жизни? Она не станет спрашивать об этом у Бога. Пока что она будет воздавать Ему хвалу.

Лия улыбнулась и со смехом и слезами стала обнимать себя. Этой ночью даже у Генриха Гельфмана, который так и не вернул фигурку младенца Иисуса и упрямо заявил курату Бауэру, что и не вернет, появился нимб над головой.

* * *

Джейсон Янг зевнул, потянулся. Он уже семнадцать часов посвятил репортажу – и последние три провел, стуча по клавишам печатной машинки. Джейсон только что передал свой материал в Нью-Йорк по телефону и уже намеревался идти спать – долго-долго, – но тут на столе зазвонил телефонный аппарат. Янг взглянул на часы. Половина второго. Ночь он проведет на раскладушке в отделе новостей. Телефон опять зазвонил. Джейсон хотел было проигнорировать звонок, но журналист в нем взял верх.