Повелитель теней - читать онлайн книгу. Автор: Нейл Оливер cтр.№ 71

– Пойми, я для тебя своего рода учитель, – говорил он после того, как ему приходилось будить ее, – но у меня не получается удержать внимание класса, состоящего всего из одного ученика.

– Ты для меня не учитель, – возражала она, принимая сидячее положение, разглаживая складки на своей одежде, приводя в порядок прическу и проверяя, нет ли в уголках ее губ слюны. – Учителей у меня полно, но спать рядом с тобой – засыпать рядом с тобой – это мое любимое занятие. Мне нравится лежать здесь, в твоей кровати. Твой голос звучит для меня, как музыка… Он лишает меня сил.

Она делала вид, что теряет сознание, и падала на спину. Он, фыркнув, убирал свои фигурки и контуры и открывал шторы и жалюзи. Солнечный свет, ворвавшись в комнату, разрушал интимную обстановку, как какой-нибудь злодей.

О чем он не упоминал и о чем она старалась никогда не напоминать ему – так это о том, что находиться рядом с ней спящей ему нравилось ничуть не меньше, чем рядом с ней бодрствующей. Ее сонное дыхание втягивало его в себя, как зыбучий песок, и он почти всегда начинал дремать вслед за Яминой. Он чувствовал себя счастливее всего рядом с ней – как в реальном мире, так и в мире снов.

В этот раз, однако, все было как-то по-другому. Когда она проснулась, ее голова покоилась на верхней части его ног, но сейчас почему-то в ее щеку упирался какой-то твердый выступ. Она подняла голову, чтобы посмотреть, проснулся ли Константин, и увидела, что, в отличие от всех предыдущих таких пробуждений, она проснулась раньше его. Глаза ее принца были закрыты, и дышал он медленно и глубоко. Осторожно – очень осторожно – она прикоснулась рукой к твердому выступу под простыней. От выступа этого исходило тепло, и Ямина, заинтригованная странностью данной ситуации, легонько погладила его. Он дернулся при ее прикосновении. Она едва не расхохоталась, но, проникнувшись вдруг ощущением серьезности и важности происходящего, приструнила себя.

Константин имел обыкновение говорить, что он уже наполовину мертвый – мертвый ниже талии. Однако выступ – твердый и упругий – приподнимал сейчас простыню у нижней части его живота и являлся явным признаком жизни.

Ямина в свои восемнадцать лет все еще была девственницей, но так или иначе общалась с юношами: поцелуи, ласковые прикосновения, шаловливые ручки… Она уступала своей покойной матери в росте, но округлые линии, появившиеся в девичьей фигуре по мере ее взросления, в сочетании с острым умом и энергичной манерой поведения стали причиной того, что она начала привлекать внимание юношей довольно рано. Ямина, можно сказать, представляла собой сгусток энергии, воодушевляющий любое общество, в котором она оказывалась, а потому юноши тянулись к ней, принцессе, в призрачной надежде на удачу и лучшую жизнь.

Ее сердце принадлежало Константину – принадлежало ему всегда, – однако в определенных ситуациях она могла позволить себе пофлиртовать и с другими юношами. Она обнималась со своими поклонниками уже достаточно много раз, чтобы научиться понимать, хочет ее юноша или нет. И вот теперь, по прошествии достаточно длительного времени, когда она свыклась с существующим положением вещей, перед ней находилось явное доказательство того, что Константин хочет ее. Его желание можно было сравнить с запоздалым гостем на вечеринке, про которого говорят, что лучше поздно, чем никогда. Однако это ее открытие могло кардинально изменить все, и если об идеальном варианте не могло быть и речи, то, по крайней мере, появлялась надежда, что будет сделано несколько шагов в правильном направлении.

Она импульсивно опустила голову и прикоснулась губами к кончику выступа в нежнейшем из приветственных поцелуев. Выступ снова дернулся, уперся в ее губы как бы по своей собственной воле, и она, к своему удивлению, машинально придвинула лицо к нему навстречу, расслабляя и приоткрывая губы, чтобы почувствовать его весь. А еще она ощутила влагу – и в своем рту, и у себя между ног.

Константин застонал: из глубины его горла вырвался тяжелый, хриплый звук, – и она, тут же испуганно отпрянув и почувствовав, что краснеет, села на постели, свесила ноги с кровати и посмотрела на Константина через плечо. Его глаза были открыты, но ему потребовалось некоторое время, чтобы заметить, что Ямина все еще здесь. Он быстро сдвинул простыни, комкая их, к своему паху и провел рукой по своим густым черным волосам. Она тут же поняла, что такое случилось с ним не впервые, что до сегодняшнего дня он уже испытывал нечто подобное. Она почувствовала дрожь в своей груди и отвела взгляд в сторону.

– Я ведь своего рода учитель, – произнес он со своей обычной интонацией.

Ямина засмеялась – засмеялась уж слишком громко. Константин посмотрел на нее с таким выражением лица, что ей стало жаль его.

– Мне нужно кое-куда сходить, – сказала она и, быстро встав с постели, направилась к двери.

Он лежал под скомканными простынями. Они были скомканы слишком сильно, и это не ускользнуло от его внимания. Более того, это бросилось ему в глаза: он ведь двигался в своей постели очень и очень мало и почти не комкал простыней. Если кто и наводил беспорядок в этой постели, так это засыпавшая в ней Ямина. Всегда, когда они спали вместе, он, просыпаясь, обнаруживал хаос, созданный спящей Яминой.

Мысли в его голове тоже скомкались. После шести лет пребывания в плену у своих безжизненных ног надеяться на что-либо большее было попросту опасно. Это создавало угрозу для того мира, который он сотворил из света, тьмы и фигурных теней и затем стал считать своим миром. У него также имелась Ямина – яркая разноцветная птица, с которой он делил свою клетку. Ее сильная привязанность к нему подрйзала ей крылья – почти так же, как его увечье подрезало крылья ему, – и надежда… надежда могла все это изменить.

Перед ним предстала новая возможность, которая казалась ему своего рода странствующим торговцем, предлагающим товары неизвестного происхождения и сомнительной ценности. Существующее в его жизни положение вещей явно изменилось. На протяжении вот уже нескольких недель у Константина время от времени появлялось между ног кое-какое ощущение. Это ощущение было у него и сейчас, когда он таращился на кое-что твердое, прикрытое скомканным постельным бельем. Его удивляло то, что он даже узнавал это ощущение и понимал, что оно означает, хотя нижняя часть его тела была парализованной уже немало лет. Однако, несмотря на то что ощущение это было довольно слабым, характер его был вполне понятен.

После недолгих раздумий Константин попытался прогнать эти мысли, как прогоняют недавнего друга, относительно которого возникает подозрение, что он пытается вас одурачить. Повернувшись лицом к окнам, он протянул руки, чтобы ухватиться за веревки и открыть шторы и жалюзи. Когда он это сделал, через окна в комнату проник солнечный свет, и он тут же прищурился, а затем и вовсе закрыл глаза, в глубине души надеясь, что этот свет сожжет его мечты о другой жизни – возможно, лучшей жизни. Его прежней жизни.

Предаваясь мучительным размышлениям, он вдруг заметил, что звуки, доносящиеся из-за оконных стекол, были громче обычного и представляли собой, можно сказать, какофонию. В повседневный городской шум, состоящий из звуков толкотни и топота людей, криков рыночных торговцев, разговоров, ведущихся на паре десятков различных языков, вплетались непривычные диссонирующие нотки. Взволнованные голоса то повышались, то стихали, кто-то задавал вопросы, кого-то в чем-то обвиняя и молясь. К ним примешивались голоса нескольких женщин, оплакивающих какого-то из скончавшихся родственников.