Далекие Шатры - читать онлайн книгу. Автор: Мэри Маргарет Кей cтр.№ 113

Иногда они брали с собой соколов, а иногда – дробовик, если существовала вероятность подстрелить крупную дичь. Но в основном эти прогулки были ради упражнения и для удовольствия. Шушила предпочитала ездить шагом или, в лучшем случае, легкой рысью, Джоти в роли наставника держался рядом с ней, Мулрадж присматривал за ними обоими, а Кака-джи после проведенного в седле дня обычно так уставал, что еле тащился позади. Таким образом, Аш и Анджали-Баи совершенно спокойно уезжали вперед и вместе обследовали местность, не вызывая ничьего неодобрения. Они снова получили возможность свободно разговаривать друг с другом, причем без всякого страха, что кто-нибудь подслушает, так как посреди открытой местности они находились в полной безопасности, и Аш мог смотреть в лицо Джали, а не только слушать в темноте приглушенный до шепота голос, доносящийся из-за волосяной сетки чадры.

Джоти настоял на том, чтобы Шушила надевала мужскую одежду: никто, заявил он, никогда не научится сидеть в седле сносно, а тем более хорошо, будучи запеленатым в сари. Поначалу Кака-джи пытался возражать, но потом уступил, видя, что Шушила пришла в восторг от идеи переодевания, а Мулрадж, тоже считавший сари совершенно непригодным для верховой езды нарядом, указал, что таким образом они вызовут меньше любопытства у случайных встречных, ибо сойдут за компанию мужчин, выехавших на вечернюю прогулку.

В позаимствованном мужском платье Шушила превратилась в очаровательного мальчика, а Анджали – в привлекательного юношу. И даже Кака-джи согласился, что их костюмы нельзя назвать нескромными и что они гораздо больше подходят для верховой езды, хотя он не мог не заметить, что подобная перемена одежды неминуемо приводит к установлению более непринужденной и неформальной атмосферы – явление, наблюдаемое на всех костюмированных балах, когда люди, нацепив фальшивые усы или старомодную юбку с фижмами, полагают, что теперь они неузнаваемы, и позволяют себе вольности и шалости, каких никогда не допустили бы при других обстоятельствах.

Поскольку племянницы наряжались в костюмы, воспринимавшиеся ими как маскарадные, Анджали-Баи запросто могла ускакать вперед с Пеламом-сахибом, чтобы догнать шакала или обследовать местность за грядой холмов, не вызывая ни у кого, включая самого Кака-джи, сомнений в пристойности подобного поведения. Без плавных линий сари, напоминающих дядюшке о том, какого она пола, старшая племянница как будто утрачивала свою женственность и превращалась в безымянное юное существо, которому не помешает немножко свободы. Безвредной свободы, разумеется, ведь он пристально следит за ними за всеми.

Кака-джи радовался успеху своего плана, так как было очевидно, что здоровье и настроение обеих девушек улучшаются с каждым днем. Шушила уже утратила истощенный вид, столь сильно его встревоживший, и скоро станет прелестной, как прежде, а ее служанки докладывали, что в последнее время аппетит к ней вернулся и нервы у нее заметно успокоились. Старый господин видел, что девочка получает от уроков верховой езды почти такое же удовольствие, как Джоти от своей роли наставника, и, слушая радостный смех Шушилы и пронзительный тонкий голос своего племянника, выкрикивающего советы и издающего одобрительные возгласы, Кака-джи испытывал глубокое удовлетворение от того, как остроумно он решил трудную проблему.

Почти то же самое можно было сказать об Аше, который находил всего один изъян в нынешней ситуации: вечерние прогулки были слишком короткими и слишком быстро заканчивались. Ночи и долгие пыльные дни стали для него теперь подготовкой к единственному часу, в течение которого он мог находиться с Джали, пусть даже и проводил с ней лишь часть этого времени: осторожность и правила приличия заставляли их хотя бы минут десять ехать рядом с остальными и участвовать в общей беседе. И прогулки не всегда продолжались час, ибо Аш, Джоти, Мулрадж и Кака-джи весь день проводили в седле и порой слишком уставали к вечеру (правда, сам Аш никогда не признал бы этого). В таких случаях время прогулки сокращалось до сорока пяти минут или даже получаса. Но Аш все равно радовался каждому мгновению рядом с Анджали.

По мере того как свадебная процессия, похожая на огромную пеструю толпу циркачей (или, как часто думалось Ашу, на полчище прожорливой саранчи), ползла через Раджпутану на юг, погода становилась теплее, и Аш понимал, что вскоре станет слишком жарко, чтобы продолжать походное движение днем, когда солнце стоит высоко в небе. Но пока температура воздуха оставалась терпимой даже в полдень, а ночи были умеренно теплыми, не возникало необходимости пересматривать обычный распорядок дня.

Дни текли, складываясь в недели, почти незаметно для Аша, и он наслаждался каждым из них, хотя проводил время отнюдь не праздно. Каждый день приносил свою порцию трудностей, начиная с обычных проблем продовольственного снабжения (к примеру, приходилось рассматривать требования о возмещении нанесенного полям и пастбищам ущерба, предъявляемые сердитыми деревенскими старостами) и кончая необходимостью выступать судьей в различных спорах между людьми и участвовать в отражении нападений, не раз предпринимавшихся отрядами вооруженных налетчиков. Эти и сотни других дел отнимали у Аша все время. Но он не поменялся бы местами ни с кем на свете, поскольку бесконечные и разнообразные обязанности оказывали на него возбуждающее действие, а тот факт, что на юного Джоти было совершено покушение – вполне возможно, не последнее, – придавал путешествию терпкий привкус опасности, возмещающий всякую скуку. В конце каждого дня его ждала встреча с Джали, и, неспешно рыся рядом с ней в тихий предзакатный час, он мог расслабиться, временно забыть о своих обязанностях перед участниками похода и перед Джоти и снова стать Ашоком, а не Пеламом-сахибом.

В один из таких вечеров – жаркий тихий вечер в конце еще более жаркого дня – Аш впервые услышал историю о том, как Хиралал сопровождал Лалджи и старого раджу в Калькутту и однажды ночью бесследно исчез из своей палатки. Поговаривали, что его утащил печально известный тигр-людоед, который обитал в тех краях и уже убил свыше дюжины деревенских жителей. Подтверждением этой версии служил окровавленный лоскут одежды Хиралала, найденный в кустах. Однако ни отпечатков лап, ни следов волочения тела по земле обнаружено не было, а местный шикари бестактно заявил, что не верит в причастность людоеда к этому делу. Его мнение впоследствии подтвердилось известием, что означенный тигр был убит близ деревни, находившейся милях в двадцати пяти оттуда, в ту самую ночь, когда исчез Хиралал…

– Никто в Хава-Махале не поверил в историю про тигра, – сказала Анджали, – и многие говорили, что Хиралал убит по приказу рани, хотя говорили не вслух, а только шепотом, очень тихим шепотом. Мне кажется, они были правы. Все знали, что рани впала в страшную ярость, узнав о решении моего отца взять с собой Лалджи в Калькутту, куда он направлялся, чтобы заявить вице-королю о своих притязаниях на престол Каридарры, и ни для кого не являлось тайной, что именно Хиралал убедил его сделать это. Вероятно, он подозревал, что она попытается убить Лалджи, едва лишь мой отец покинет дворец. Она всегда ревновала к Лалджи.

– И в конечном счете она таки расправилась с ним, – мрачно заметил Аш. – И с Лалджи, и с Хиралалом. Как бы хотелось надеяться, что ад все же есть, с особым отделением для людей вроде Джану-рани, которые убивают чужими руками!