Четвертый вариант развития событий заключается в том, что вражда Китая с соседями дойдет до того, что они решатся на создание, в виде противовеса, коалиции во главе с быстро трезвеющими США. В самом деле, то, как Китай распоряжается своими возможностями, вызывает сильное недовольство у остальной Азии. Планы китайцев отвести водные ресурсы Тибетского нагорья вызывают сильное беспокойство у Индии, Казахстана и Бангладеш. В Ханое теряют терпение из-за того, что китайцы нанимают своих соотечественников на вьетнамские бокситные шахты. Отношения с Японией из-за спора о крошечных островах Сенкаку (Дяоюйдао) ухудшились настолько, что Китай наложил эмбарго на экспорт редкоземельных элементов в ответ на задержание японцами китайского траулера
[807]. И все-таки указанные разногласия не дают достаточных оснований для шага, который стал бы крупнейшим поворотом американской внешней политики с 1972 года (тогда Ричард Никсон и Генри Киссинджер восстановили дипломатические отношения с Китаем). И 44-й хозяин Белого дома кажется весьма далеким от реалистической традиции, несмотря на впечатление, произведенное его визитами в Индию и Индонезию в конце 2010 года.
Дилемма, перед которой оказывается “уходящая” держава, всегда мучительна. Цена сопротивления возвышению Германии оказалась для Великобритании слишком высокой. Ей было гораздо проще принять роль младшего партнера США. Должна ли Америка сдерживать Китай? Или потворствовать ему? Опросы общественного мнения показывают, что простые американцы не более уверены в ответе, чем их президент. Согласно недавнему опросу “Пью рисерч сентер”, 49 % респондентов не считают, что Китай “настигнет США как главную сверхдержаву”, а 46 % выразили противоположное мнение
[808]. Примириться с новым мировым порядком после краха СССР было трудно. Но холодная война шла немногим дольше 40 лет, а СССР никогда не догонял американскую экономику. Сейчас мы наблюдаем конец полутысячелетнего западного господства. На этот раз угроза с Востока вполне реальна, и соперник очень силен и экономически, и геополитически. Китайцы еще не могут сказать: “Хозяева теперь мы”, однако ясно, что они уже не прислуга. “Конфликт цивилизаций” по Хантингтону кажется отдаленной перспективой. Скорее мы станем свидетелями перемен, которые в течение последних 500 лет почти всегда шли на пользу Западу. Одна цивилизация слабеет, другая крепнет. Вопрос не в том, войдут ли они в столкновение, а в том, коллапсирует ли слабейшая.
Примерные доли Европы, Америки, Китая и Индии в валовом мировом продукте, 1500–2008 гг.
Уход из Гиндукуша или Месопотамии уже давно стал предвестником краха. СССР ушел из Афганистана в 1989 году, annus mirabilis, и прекратил свое существование в 1991 году. Это, подобно событиям далекого v века, служит напоминанием, что цивилизации ведут себя как сложные адаптивные системы. Они неопределенное время сохраняют равновесие, а затем внезапно разрушаются. Подходящей иллюстрацией краха сложной системы может служить плакат, некогда висевший в тысячах комнат студенческих общежитий: фотография локомотива, пробившего стену вокзала викторианского времени и выпавшего на площадь. Неисправный тормоз или уснувший машинист – вот все, что требуется, чтобы хаос вырвался из-под контроля.
Можно ли сделать что-либо, чтобы спасти западную цивилизацию от крушения? Во-первых, мы не должны быть уж слишком фаталистами. Конечно, у нас уже нет монополии на орудия, некогда возвысившие Запад над остальным миром. Сейчас у китайцев есть капитализм, у иранцев – наука, у русских – демократия. Африканцы осваивают (но медленно) современную медицину, а у турок есть потребительское общество. Но это значит, что западные методы не устарели, а, напротив, с успехом применяются почти везде, кроме нескольких “очагов сопротивления”. Все больше жителей незападного мира спит, моется, одевается, работает, играет, ест, пьет и путешествует так, как и жители Запада
[809]. Кроме того, как мы увидели, западная цивилизация – это целый комплекс, включающий политический плюрализм (многочисленные государства, разделение властей), капитализм, свободу мысли, научный метод, верховенство права и защиту собственности, демократию. Даже сейчас Запад во многом выигрывает благодаря этим институциональным преимуществам. У китайцев нет политической конкуренции, иранцы не пользуются свободой совести, а русские, хотя и получили избирательное право, о подлинном верховенстве права могут лишь мечтать. Ни в одной из указанных стран нет свободной прессы. Эти различия могут объяснить, почему, например, указанные государства отстают от западных в рейтингах “национального инновационного развития” и “национальной способности к инновациям”
[810].
Конечно, западная цивилизация не безупречна. На ее долю тоже приходятся исторические ошибки – от злоупотреблений империализма до банальности общества потребления. Ее чрезмерный материализм вызвал всевозможные сомнительные последствия, и не в последнюю очередь неудовлетворенность, которой Фрейд советовал избегать. И, конечно, западная цивилизация отбросила бережливый аскетизм, восхищавший Вебера.
И все же западный комплекс, кажется, пока лучший из доступных человечеству комплексов экономических, социальных и политических институтов. Именно они с наибольшей вероятностью могут стимулировать человеческий творческий потенциал, способный к решению проблем, с которыми столкнулся мир в XXI веке. За прошедшую половину тысячелетия ни одна другая цивилизация не выявила и не обучила столько гениев.
Вопрос в том, признаем ли мы еще превосходство западного комплекса. В конце концов, цивилизацию делают реальной для ее носителей не только роскошные постройки в столицах и даже не надежное функционирование институтов, которые занимают эти здания. Ядро цивилизации – это тексты, которые изучают школьники и студенты и которые приходят человеку на ум в дни испытаний. Китайская цивилизация была основана на конфуцианстве. Исламская цивилизация – культ покорности – основана на Коране. А каковы “священные писания” западной цивилизации, поддерживающие нашу веру в почти безграничные возможности свободного человека?
[811] И насколько хорошо мы знакомы с ними? Возможно, реальную угрозу нам несет не возвышение Китая, не ислам и не выбросы CO2, а утрата нами веры в цивилизацию предков.