Цивилизация. Чем Запад отличается от остального мира - читать онлайн книгу. Автор: Ниал Фергюсон cтр.№ 97

Наконец, вопреки мнению, будто Китай обречен оставаться конвейером для разработанных в Калифорнии товаров, страна внедряет технические новинки и стремится, например, стать ведущим изготовителем ветрогенераторов и фотоэлектрических панелей. В 2007 году Китай догнал Германию по числу патентных заявок, а скоро догонит ее и по числу выданных патентов. При этом страна уже обошла Великобританию (в 2004 году), Россию (2005) и Францию (2006). С 1995 года число патентов, полученных китайскими изобретателями, выросло в 29 раз ^[800]. Это лишь один аспект расширения восточного влияния. Китай за прошлое десятилетие шестикратно увеличил расходы на НИОКР, более чем удвоил число научных работников и теперь занимает второе после США место по количеству научных публикаций и суммарной мощности суперкомпьютеров. Правда, существенным остается разрыв в международной цитируемости работ китайских ученых, однако есть все основания ожидать, что он сократится ^[801]. Возможно, самое убедительное свидетельство того, что перенос “центра тяжести” с Запада на Восток реален, лежит в сфере образования. Исследование академических достижений людей в возрасте 25–34 лет, проведенное в 2005 году Организацией экономического сотрудничества и развития, выявило потрясающий перепад между ведущими странами – Южной Кореей и Японией – и отстающими Великобританией и Италией ^[802]. Столь же глубокий разрыв наблюдается в результатах стандартизированных тестов математических способностей 14-летних подростков: сингапурские школьники далеко обошли шотландских. Показатель первых на 19 % выше среднего международного, последних – на 3 % ниже его ^[803].

Соотношение ВВП Большого Китая (КНР, Гонконг, Сингапур и Тайвань) и США, 1950–2009 гг.

Что для китайского дракона может пойти не так? Существуют по крайней мере 4 варианта развития событий. Прежде всего, неудержимый рост предсказывали и Японии. Говорили, например, что она догонит США и станет экономической сверхдержавой № 1. Согласно этому сценарию, Китай может постигнуть та же судьба, что и Японию после 1989 года. Из-за того, что экономические и политические системы этих двух стран не являются подлинно конкурентными, лопнувшие ипотечный и фондовый “пузыри” могут наводнить страну банками-“зомби”, принести застой и дефляцию (именно таково положение Японии в последние почти 20 лет). Контраргумент состоит в том, что островное государство у восточного побережья Евразии никогда не могло конкурировать с такой континентальной державой, как США. С высокой вероятностью можно было 100 лет назад предсказать, что Япония догонит Великобританию – свой западный аналог (она это и сделала), но не США. Кроме того, поражение Японии в 1945 году означало, что в течение всего периода экономического подъема ее безопасность зависела от США, и поэтому она должна была более или менее добровольно осуществлять ревальвацию национальной валюты, например, согласно “соглашению ‘Плаза’” (1985) ^[804].

Средний балл по математике, показанный восьмиклассниками (около 14 лет) в 2007 г.

Прим. Средний мировой показатель – 500 баллов.

Второй сценарий предполагает начало в Китае социальных волнений, как часто бывало в прошлом. Ведь Китай остается бедной страной (86-е место в мире по доходу на душу населения), 150 миллионов граждан которого (примерно 1/10) живет на 1,5 доллара в день или меньше. С момента начала экономических реформ неравенство резко выросло, так что теперь распределение доходов, по сути, идет по американскому типу (хотя и не по бразильскому). Около 0,4 % китайских домохозяйств в настоящее время владеют примерно 70 % национального богатства. Прибавьте к экономическим различиям загрязнение атмосферы, воды и почвы, и вам не покажется удивительной склонность беднейших сельских районов Внутреннего Китая к протесту. Однако лишь лихорадочное воображение может построить революционный сценарий на столь хрупких основаниях. Экономический рост, возможно, уменьшил равенство в китайском обществе, однако капиталистически-коммунистический режим в настоящее время удивительно высоколегитимен ^[805]. Действительно, данные опросов показывают, что сейчас китайцы поддерживают идею свободного рынка сильнее американцев. Реальной социальной угрозой стабильности Китая является демография. В результате политики “одна семья – один ребенок”, начатой в 1979 году, к 2030 году в Китае станет гораздо больше пожилых людей, чем в соседней Индии. Граждане в возрасте 65 лет и старше составят 16 % населения страны (в 1980 году – 5 %). Кроме того, гендерный дисбаланс в провинциях Аньхой, Хайнань, Гуандун и Цзянси (где количество мужчин превышает количество женщин на 30–38 %) не имеет аналогов в современном мире ^[806]. Если в Китае и произойдет революция, ее возглавят рассерженные холостяки. Впрочем, история показывает, что молодых людей в отсутствие женского общества с равной вероятностью может увлечь и революция, и радикальный национализм.

Третий вероятный сценарий: растущий средний класс, как нередко случалось в западной истории, пожелает более широкого политического представительства. Некогда китайское общество было сельским. Еще в 1990 году 3 из 4 китайцев жили в деревне. Сейчас 45 % населения Китая составляют горожане, и к 2030 году их доля может вырасти до 70 %. Кроме того, распространение сотовой связи и интернета позволяет среднему классу как никогда легко формировать горизонтальные сети. Эти возможности олицетворяет не только заключенный в тюрьму диссидент Лю Сяобо, получивший в 2010 году Нобелевскую премию мира (он принадлежит к старшему поколению активистов), но и могучий бородатый художник Ай Вэйвэй (он воспользовался своей известностью, чтобы помочь собрать средства в пользу жертв землетрясения в Сычуани в 2008 году). Контраргумент можно найти в словах молодого пекинского телепродюсера. Однажды она сказала: “Мое поколение чувствует себя счастливым. У наших бабушек и дедушек был Большой скачок, у наших родителей была Культурная революция. А мы хотим учиться, путешествовать, зарабатывать деньги… Так что мы не сильно задумываемся о событиях на площади”. Сначала я не понял, что она имеет в виду. Потом догадался, что она говорила о Тяньаньмэнь – продемократическом выступлении, подавленном в 1989 году.