Немцы полагались не только на пустыню. Гереро, не участвовавших в восстании, выследило шутцтруппе, колониальное ополчение, девиз которого звучал так: “гнать их, вешать, расстреливать, пока все не сгинут”
[452]. Африканцев, которых не убили на месте (главным образом женщин и детей), согнали в 5 концентрационных лагерей. Позднее к ним присоединились нама. Они совершили ошибку, примкнув к антинемецкому восстанию, и еще большую ошибку, поверив обещаниям, что им сохранят жизнь, и сложив оружие. Немецкие концлагеря отличались от устроенных англичанами в Южной Африке во время Англо-бурской войны. Шла партизанская война, и англичане стремились расстроить ряды буров. Ужасающе высокая смертность явилась непреднамеренным следствием антисанитарных условий. В Германской Юго-Западной Африке военные действия уже закончились, и концлагеря стали лагерями смерти. Больше прочих прославился остров Акул близ Людерица.
Лагерь был разбит в дальнем конце острова, где ветры дули сильнее. Практически лишенных жилья, одежды и пищи заключенных заставляли строить насыпь, стоя по пояс в ледяной воде. Тех, кто прерывал работу, надсмотрщики беспощадно избивали плетьми из кожи носорога. Миссионер Август Кульман посетил остров Акул в сентябре 1905 года. Он с ужасом наблюдал, как истощенной заключенной выстрелили в бедро и в руку (она умерла) лишь за то, что женщина пыталась найти воду. В сентябре 1906 года – марте 1907 года погибло 1032 из 1795 узников острова Акул. Уровень смертности составил около 80 %. До восстания насчитывалось около 80 тысяч гереро, после него – 15 тысяч. Нама было 20 тысяч. В 1911 году, согласно переписи, их осталось менее 10 тысяч. Лишь Ую нама пережили пребывание в лагере. К 1913 году на землях гереро и нама, конфискованных в соответствии с императорским указом (декабрь 1905 года), число немецких поселенцев почти утроилось и достигло 15 тысяч человек. Положение выживших гереро и нама было не лучше рабского. Их жестоко наказывали за малейшее неповиновение
[453].
Страдания народов Юго-Западной Африки на этом не закончились. Будто не удовлетворившись почти полным истреблением гереро и нама, немцы мучили этих людей во имя “расовой гигиены”. По крайней мере один врач проводил смертельные эксперименты на заключенных в Юго-Западной Африке. В 1906 году в рамках “расово-биологических исследований” было проведено 778 вскрытий трупов. Черепа отослали в Германию для дальнейшего исследования. Невероятно, но женщин-заключенных заставляли очищать эти черепа осколками стекла
[454].
Ойген Фишер был одним из многих немецких ученых, чрезвычайно интересовавшихся новомодной областью расовых исследований. Заинтригованный рассказами о рехоботских бастерах
[455], метисах из Юго-Западной Африки, Фишер отправился туда на 2 месяца. Он обмерил их с головы до пят, изучал их лица. В 1913 году он опубликовал свои выкладки и разрекламировал эту работу как первую попытку приложить к изучению человека принципы передачи наследственных признаков Грегора Менделя. “Бастарды”, как выразился Фишер, в расовом отношении превосходили негров, но не белых, и могли бы оказаться полезны в качестве колониальных полицейских или мелких чиновников. Но дальнейшей метизации, по мнению Фишера, нужно избегать: “Мы знаем абсолютно точно, что все без исключения европейские народы… впитавшие кровь менее ценных рас (и только слепые фанатики могут отрицать, что чернокожие, готтентоты [нама] и многие другие менее ценны [чем белые]), заплатили за это духовным [и] культурным упадком”
[456]. К этому времени в Германской Юго-Западной Африке уже действовал ряд законов против смешанных браков.
В Германии такие представления разделяли далеко не все. Социалисты и католики протестовали против того, что творила в Африке их якобы цивилизованная страна
[457]. Даже теоретик колониальной экономики Пауль Рорбах осудил политику фон Трота, указывая, что Юго-Западная Африка просто не сможет обойтись без африканцев-работников
[458]. Все же остается вопрос: не была ли Юго-Западная Африка полигоном для подготовки к будущему, гораздо более масштабному геноциду?
[459] Не случилось ли (как предположил Конрад в “Сердце тьмы”) так, что скорее Африка превратила европейцев в дикарей, чем европейцы принесли цивилизацию в Африку? Где было настоящее сердце тьмы? В Африке? Или у европейцев, которые использовали ее как лабораторию для псевдонауки, которая наряду с коммунистической идеологией стала самой опасной статьей экспорта западной цивилизации?
[460]
За жестокость к африканцам европейцев ждала ужасная расплата: расовая теория была слишком заразной, чтобы коснуться лишь колониальной периферии. В начале нового века она вернулась в Европу. Западной цивилизации предстояло столкнуться с самым опасным противником: с собой.
Война, начавшаяся в 1914 году, была не войной нескольких европейских стран: то была война мировых империй. Она шла в рамках западной цивилизации и стала первым признаком того, что Запад несет семена собственного разрушения. В той войне Запад применял “приложения-убийцы” шире, чем в любом предыдущем конфликте. Индустриальная экономика обеспечивала средствами механизированного разрушения. Медицина также сыграла свою роль в кровавом спектакле тотальной войны.
Ни на одном театре военных действий не было сложностей с коммуникациями серьезнее, чем в Африке. В отсутствие развитой железнодорожной сети и надежных вьючных животных здесь имелось лишь одно решение логистических проблем: люди. В Первой мировой войне участвовали более 2 миллионов африканцев – почти все в качестве носильщиков и санитаров. И хотя вспомогательные части, о которых часто забывают, находились вдали от полей Фландрии, они действовали в таком же аду, как и солдаты на передовой в Европе. Мало того, что они недоедали, были измождены, воевали далеко от дома – они в той же степени страдали от болезней, как и их белые господа. Около 1/5 африканцев, служивших носильщиками, погибли. Многие стали жертвами дизентерии, потрепавшей все колониальные армии, воевавшие в тропиках. В Восточной Африке 3156 англичан погибли, исполняя свой долг (менее трети – от действий противника). Если прибавить чернокожих солдат и носильщиков, сумма британских потерь превысит 100 тысяч человек
[461].