Паола в отчаянии возвела глаза к небу. Кароский продумал все до мелочей. Очередной распроклятый тупик.
— Вы никого не видели?
— Никого.
— И что вы сделали дальше?
— Что, по-вашему, я сделал? На всех парах помчался в зал прессы, потом развернулся на сто восемьдесят, чтобы отвезти конверт в Vigilanza.
— Кому предназначались конверты в зале прессы?
— Они были адресованы разным журналистам. Иностранцы, все до единого.
— И вы им их раздали.
— Зачем столько вопросов? Куда вы клоните? Я честно работаю. Надеюсь, вы подняли шум не из-за того, что я сегодня оплошал. Правда в том, что мне нужна работа, ей-богу. Моему сыну надо кушать, а у жены поспевает пирожок в печке. Я имею в виду, что она беременна, — пояснил он, заметив недоумение в глазах посетителей.
— Послушайте, вашей персоны дело никак не касается, но нам серьезно не до шуток. Расскажите, что произошло, и точка. А иначе последний дорожный полицейский будет знать назубок ваш номерной знак, синьор Бастина.
У Бастины душа ушла в пятки, а ребенок разревелся, напуганный грозным тоном Паолы.
— Ладно, поступайте как знаете. Только не кричите, вы пугаете малыша. У вас что, сердца нет?
Паола смертельно устала и плохо собой владела. Она уже раскаивалась, что набросилась на человека, ни в чем не повинного, в его собственном доме — но в этом расследовании они на каждом шагу натыкались на препятствия!
— Извините, синьор Бастина. Пожалуйста, помогите нам! Речь идет о жизни и смерти, клянусь…
Посыльный смягчился. Свободной рукой он поскреб щетину на подбородке и ласково покачал ребенка, чтобы тот перестал плакать. Мало-помалу мальчик успокоился, и его отец тоже.
— Я отдал конверты служащей в зале прессы, понятно? Двери зала были уже заперты, и чтобы вручить конверты в руки адресатам, мне пришлось бы дожидаться целый час. А срочные заказы необходимо выполнять в течение часа после получения, или они не оплачиваются. У меня, знаете ли, в последнее время были неприятности на работе. Если узнают, что я так поступил, меня могут выгнать.
— От нас никто ничего не узнает, синьор Бастина. Поверьте мне!
Бастина посмотрел на молодую женщину и кивнул:
— Я верю, ispettora.
— Вы знаете, как зовут служащую?
— Нет, понятия не имею. У нее была карточка с гербом Ватикана и синей полосой в верхней части. Там было написано: «Пресса».
Фаулер отодвинулся на пару метров назад по коридору, увлекая за собой Паолу, и начал нашептывать ей на ухо в той интимной манере, которая сводила ее с ума. Она попыталась сосредоточиться на смысле его слов, но освободиться от чувств, вызванных его близостью, было не так-то просто.
— Dottora, персонал Ватикана не носит таких карточек, как описывает курьер. Это аккредитация прессы. Диски не дошли до адресатов. Догадываетесь почему?
Паола задумалась, представив себя на месте журналиста в ту минуту, когда он получает конверт в зале прессы, где вокруг собрались представители всех конкурирующих информационных изданий.
— Они не попали к адресатам, потому что в противном случае запись крутили бы сейчас по всем каналам телевидения во всем мире! Если бы десять конвертов прибыли по назначению одновременно, журналисты не побежали бы по домам проверять информацию. Скорее всего они приперли бы к стенке пресс-секретаря Ватикана не сходя с места.
— Именно! Кароский приготовился взорвать бомбу, рассчитывая на сенсацию, но выстрелил вхолостую благодаря тому, что наш друг посыльный очень спешил, а особе, взявшей конверты, вероятнее всего, недостает честности. Или я глубоко заблуждаюсь, или она открыла один из конвертов и унесла все. Зачем делиться удачей, свалившейся с неба?
— И сейчас где-то в Риме эта женщина пишет статью века.
— И нам очень важно узнать, кто она такая. Как можно скорее!
Паола правильно истолковала тревогу и настойчивость, звучавшие в словах священника. И они оба развернулись лицом к Бастине:
— Пожалуйста, синьор Бастина! Опишите женщину, взявшую у вас конверты!
— Ну, она очень красивая. У нее светло-каштановые волосы до плеч, лет двадцати пяти или около того… голубые глаза, светлый пиджак и бежевые брюки.
— Ну и ну, у вас действительно прекрасная память…
— Это на красивых-то девушек? — Он усмехнулся, плутовато и в то же время обиженно, словно Паола ставила под сомнение его мужскую доблесть. — Я из Марселя, ispettora. Может, и неплохо, что моя жена лежит в постели, а то если б она меня услышала… Ей осталось меньше месяца до родов, и врач прописал ей полный покой.
— He вспомните ли какую-нибудь деталь, которая помогла бы опознать девушку?
— Она испанка, это точно. Муж моей сестры — испанец и болтает точь-в-точь как она, когда подражает итальянскому выговору. Соображаете, о чем я?
Паола соображала — как и то, что пора уходить.
— Сожалею, что побеспокоили вас.
— Ничего страшного. Мне только надоело отвечать на одни и те же вопросы по второму разу.
Паола круто повернулась, мгновенно насторожившись. И невольно повысила голос:
— Вас уже об этом спрашивали? Кто? Как он выглядел? — резко спросила, почти выкрикнула она.
Ребенок снова расплакался. Заботливый папочка принялся его укачивать, пытаясь утихомирить, но без толку.
— Да уходите же наконец! Смотрите, как горько плачет из-за вас мой ragazzo
[80]!
— Ответьте, и мы уйдем, — вступил Фаулер, желая сгладить конфликт.
— Ваш коллега. Он показал мне жетон Corpo di Vigilanza. Во всяком случае, так было написано в удостоверении. Мужчина, невысокий, широкоплечий, в кожаной куртке. Он был здесь час назад. А теперь валите отсюда и больше не возвращайтесь.
Паола и Фаулер, переглянувшись, с перекошенными лицами бросились к лифту.
— Вы думаете о том же, о чем и я, dottora? — спросил Фаулер в лифте.
— В точности. Данте испарился приблизительно в восемь вечера под каким-то предлогом.
— После того как ему позвонили.
— Потому что в Vigilanza уже вскрыли пакет. И перепугались. Как мы не увязали раньше одно с другим? Дьявольщина, в Ватикане записывают номера въезжающих машин. Это элементарная предосторожность. А поскольку «Тевере экспресс» обслуживает их постоянно, Vigilanza не составило труда вычислить всех служащих, включая Бастину.
— Они отследили путь конвертов.
— Если бы десять журналистов одновременно вскрыли свои бандероли в зале прессы, кто-нибудь обязательно воспользовался бы компьютером. И бомба взорвалась бы. Остановить волну было бы за пределами человеческих возможностей. Десять известных журналистов…