Вокруг трона Ивана Грозного - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Ананьев cтр.№ 102

Спешно готовили царскую свадьбу, и день этот скоро подошёл. Грозный не просил благословения на венчание с девятой женой у митрополита, а велел ему венчать столь торжественно, словно первый раз шёл под венец. Он помазанник Божий на Русской земле и, стало быть, отвечает сам перед Богом за свои грехи. Митрополит не посмел перечить, отстаивая чистоту христианского нрава. Не хотелось ему, понятное дело, подвергнуться опале, боялся быть облачённым в медвежью шкуру и затравленным собаками, как новгородский архиепископ, с которым совсем недавно расправился Иван Грозный.

Даже первая свадьба юного царя Ивана с Анастасией Захарьиной не была столь пышной и столь торжественной. Вышедших после венчания в Успенском соборе молодых встречали толпы москвичей, битком набившихся в Кремле. Под ноги молодым были расстелены персидские ковры до самого Красного крыльца, или как его тогда ещё называли — Царского. Цветов — неисчислимо, в них даже путаются ноги, а на головы молодожёнов горстями сыплются отборная пшеница, веяные овёс и просо. Церковный хор и хор Чудова монастыря поёт «Многие лета», но ликующее многоголосье заглушает громогласную величальную.

За что любили простолюдины Грозного, понять трудно и даже невозможно. При нём жизнь их не стала лучше. При нём на долю России выпало поистине бесчисленно страшных испытаний, однако царю всё прощалось. Странно, но народ любил самодержца — Грозный понимал это и принимал любовь к себе с достоинством, даже с гордостью. Вот и сейчас шёл самодержец в одежде, шитой золотом и жемчугом, величаво, вроде бы даже не замечая, что творится вокруг, только иногда с нежностью поглядывая на идущую рядом молодую царицу, щёки которой пылали от непривычного почёта, отчего изумительная ладность её лица буквально завораживала прелестной красотой. Несравненной.

Внимательный взгляд, однако, вполне мог разглядеть в глазах юной царицы не только смущение, но и скрытую тоску от предчувствия не безмятежного будущего: царь стар и хвор, к тому же избалован донельзя, отдалил от себя уже семь жён, и не окажется ли она в монастыре, когда стареющий сластолюбец натешится юной красотой? Подневольно, что ни говори, пошла она под венец, не смея отказать царским сватам, ибо знала: отказ приведёт к печальному исходу не только для неё самой, но и для всей её родни.

Но вряд ли кому приходило в голову вникать в истинные чувства юной царицы, велелепной лицом и изумительной станом. Все любовались ею, бросали ей под ноги цветы, обсыпали зерном отборным, чтобы нарожала она как можно больше детей.

Покоряло москвичей и то, как смущена царственная красавица столь великим к ней вниманием.

Отпировав время, установленное вековой обрядностью, и даже прихватив сверх того, принялись готовиться к следующей свадьбе — царевича Фёдора и Ирины Годуновой. И никому нет дела до вопросов государственной важности, ни до отношений меж государствами. Даже Тайный дьяк не решался беспокоить царя-батюшку своими докладами, хотя и очень важными, ведь вполне мог бы Грозный воспринять это как попытку приостановить торжество.

Дня за три до свадьбы Борис Годунов приехал в гости к Богдану Бельскому. Предлог? Приглашение личное — стать посажёным отцом невесты. Истинная цель — определить свои дальнейшие действия при новой расстановке сил. Пока готовили стол, они уединились для тайного разговора, который сразу же принял ершистый характер. И виноват в том — Борис Годунов. Он сразу же взял покровительственный тон, но Бельский не принял его.

— Ты наставляешь меня аки младенца, не оторвавшегося от соски, но ты сам опростоволосился, поступая не очень осторожно и весьма непродуманно. Кабы не я, не сносить бы тебе головы. Тайный дьяк мне откровенно указал на тебя. Будто бы Бомалей твою волю исполнял.

— Ого! — возмутился Годунов двуличности Тайного дьяка и сразу же посоветовал настоятельно: — Дьяк слишком много о себе стал думать. Ты убери его! Если не уберёшь его, вполне можем оказаться на вертеле, как Бомалей.

— Я не царь, чтобы менять дьяков. Тем более — Тайных.

— Но я не якшался с Бомалеем. Навет на меня! Тебе бы у меня спросить, прежде чем доносить о докладе Тайного дьяка государю нашему. Смолчал бы.

— Подставлять свою голову взамен твоей? Ты наследил, а мне ответ держать? Я к такому не готов. Да и уговора такого не было. И потом, раз ты не через Бомалея подносил царю зелье, не Бомалей готовил его, чего тебе тревожиться. А вот меня тревожит многое. Думаю, Тайный дьяк знал всё, знает и о нашем уговоре. Если не точно, то догадывается. Рассудил я так, что именно дьяк надоумил меня на Бомалея всё свалить. Похоже, он его сам предупредил о грозе над ним, посоветовав бежать из Москвы. Вот из этого мы с тобой должны исходить и действовать куда как осторожней.

— Принимается, — кивнул Борис Годунов, довольный тем, как ошибочно рассудил произошедшее Бельский. С языка его едва не сорвалось, что заблуждается Богдан, но рта не открыл. Бельский же продолжил с твёрдостью в голосе:

— И ещё я хочу сказать тебе: не разговаривай ты со мной тоном повелителя.

— Но я спас тебя от опалы за выкрутасы твои в Водьской земле. И ещё не забывай, теперь я вошёл в царскую семью. Не слуга я теперь, но член семьи!

— Всё так. Только и тебе не стоит забывать, что именно я спас тебя от вертела. Квиты мы с тобой, действуя по тайному нашему уговору помогать друг другу в беде. Скажу тебе так: либо мы равные в делах наших условленных, либо зад об зад и — в разные стороны. Только, думаю, печально окончится для нас наш разнотык. Для тебя же — в первую голову. Вошёл ты в царскую семью с большими усилиями, а вылетишь оттуда как пробка из бочки с сычённой брагой. Не забывай, я — оружничий. Не только Тайный дьяк в моих руках, но и аптекари с лекарями тоже.

Не ожидал такого отпора Борис Годунов. Он уже считал, что схватил Бога за бороду, и можно теперь подминать под себя всех и вся, ан — нет. Пока ещё не по зубам Богдан. Время, видимо, не пришло. Оно обязательно придёт. Тогда можно будет отыграться и вот за это высокомерие. Если, конечно, не ломиться в открытую дверь. Пока стоит отпятиться.

— Извини, если ненароком высокомерия, — протянул он руку Богдану. — Друзьями мы были, ими и останемся.

— Принимается. И вот тебе мой совет: зельем в малых дозах не пои ни того ни другого. Ещё покойный Малюта мне сказывал, привыкнет человек к малому, устоит против большого.

— К моему зелью не привыкнут. Оно медленно разрушает тело, но действует наверняка. Неотвратимо. Когда же все привыкнут, что царь и царевич хворые, кончина их поочерёдная не вызовет кривотолков.

— Осторожней действуй. Я конечно же всячески стану оберегать тебя, но я — не царь.

За Богданом последнее слово. Надолго ли?

Услышав приближающиеся к двери шаги, они моментально сменили тему. Заговорили о предстоящей свадьбе, словно ради этого и уединялись.

— Нет, не ловко венчаться царевичу в Успенском соборе, где только что венчался наш государь, — будто бы продолжал с жаром отстаивать свою точку зрения Борис Годунов.

— А я повторяю, не нам решать, — вроде бы стоял на своём Богдан Бельский. — Я предложу как посажёный отец невесты Успенский, а как Иван Васильевич определит, так мы, холопы его, и поступим.