Пётр уехал в Ревель, стремясь быть поближе к переговорам, и тут пришла непредвиденная и печальная весть: Карл XII, извечный враг России, но уже склонный к миру и трезво оценивавший свои неудачи и провалы, погиб в схватке в Норвегии.
Казалось бы, можно было радоваться, что этот столь упрямый и своенравный король, разоривший свою страну в долгой изматывающей войне, ушёл с исторической сцены. Однако наследники Карла не имели его опыта, не знали доблести русских войск, и переговоры были прерваны самым неожиданным и обидным для России образом. На шведский престол вступила сестра Карла — Ульрика Элеонора, наторевшая в интригах и сталкивании лбами своих противников. Она и её окружение решили вести сложную дипломатическую игру, привлечь на свою сторону союзников, опасавшихся влияния России на Балтийском море, в первую очередь Англию, получить от них помощь флотом и деньгами и, изолировав Россию, загнать её в прежние пределы.
Герц отправился в Стокгольм за инструкциями нового правительства, но не доехал до столицы Швеции, а был схвачен по дороге и водворён в тюрьму. Королева обвинила его в измене, и в марте девятнадцатого года Герцу отрубили голову.
Новый уполномоченный не спешил на переговоры, и Пётр понял, что шведское правительство взяло курс на проволочки, оттягивание времени, чтобы собрать коалицию против России. Даже открытие конгресса не принесло Петру утешения: Ульрика Элеонора отказалась от тех территориальных уступок, на которые соглашался Карл, и приказала своим послам выдвинуть совершенно неприемлемые для России требования — вернуть не только Финляндию, но и Лифляндию и Эстляндию.
Царь рвал и метал — казалось бы, успешный мир был уже так близок, но нелепая смерть Карла всё вернула на прежние позиции. В последнее время Пётр прекратил военные действия, но, увидев коварное и умышленное затягивание переговоров, распорядился вновь открыть. Остермана он отправил предупредить королеву, что если Швеция продолжит свою политику, Россия будет вынуждена подкрепить свои усилия военными действиями.
Анна с интересом и нетерпением следила за ходом всех этих интриг, постигала сложное и противоречивое раскладывание сил на мировой арене — она была почти что в центре событий, недалеко от Аландских островов, и получала сведения из самых разных рук. Она боготворила своего батюшку-дядюшку, восхищалась его энергией и способностью к борьбе и со страхом думала о том, что придёт время и кто-то сменит его. Что станет с Россией, способна ли она будет продолжить свой путь, или вернутся былые годы, о которых втайне мечтала её матушка? Она не смела поверять свои мысли никому, но с огорчением видела, что достойного преемника пока нет и вряд ли он будет...
Пётр отправил к шведским берегам свой флот с войсками. Он сам руководил операцией по высадке десанта у неприятельских берегов. На шведской территории были разорены многие мастерские, разрушены рудники, сожжено немало населённых пунктов, а трофеи невозможно было даже подсчитать. Шведская армия не в силах была противостоять смелому и неожиданному вторжению Петра, в пригородах Стокгольма появились летучие казачьи разъезды, и Ульрику Элеонору охватила паника.
Она отправила послов к Петру с просьбой прекратить военные действия и снова начать мирные переговоры. Пётр великодушно согласился, но шведы опять устроили проволочку, затягивали проведение конгресса, как только могли. Ульрика Элеонора рассчитывала, что ей удастся с помощью Англии призвать Петра к возвращению земель, тянула время. Но Пётр уже понял суть политики королевы и наказал своим уполномоченным пробыть на конгрессе ещё одну неделю, а затем вернуться в Петербург.
Однако Ульрика Элеонора добилась своего: она заключила сепаратный мирный договор с Англией, и в воды Балтийского моря вошла английская военная экспедиция. Ульрике Элеоноре хотелось, чтобы эти войска вероломно напали на русский флот, уничтожили его и сделали Петра более сговорчивым.
Анна знала о словах Петра по этому случаю: «Мы ни на какие угрозы не посмотрим и неполезного миру не учиним, чтоб ни было, будем продолжать войну...»
Русский флот нашёл надёжную защиту в береговых гаванях под прикрытием сильной артиллерии, и экспедиции англичан пришлось уйти ни с чем.
Весной следующего года русские десанты вновь высадились на шведском побережье. Они разоряли прибрежные области, захватывали богатые трофеи, не встречая никакого сопротивления. Эскадра англичан снова вошла в Балтийское море, но никакого прока от неё не было. Пётр завладел четырьмя шведскими кораблями при Гренгаме. Анна знала, что два из них были захвачены на полном ходу абордажем при значительно превосходящих силах шведов. И она радовалась, понимая, что русская армия стала непобедимой.
Англичанам же удалось на острове Наргене сжечь лишь избу и баню русских. Анна прочитала в «Ведомостях» ироническую заметку об этой «победе» англичан и слышала о словах Меншикова, которые он написал Петру: «В сожжении избы и бани не извольте печалиться, но уступите добычу сию им, а именно: баню — шведскому, а избу — английскому флоту...»
И снова кружил Пётр вокруг Аландских островов, где опять по просьбе шведской королевы начались переговоры о мире. Он ездил в Ревель, Ригу, Гельсингфорс, Рогервик. Анна следила за всеми его передвижениями, иногда ей удавалось и принять Петра в своей резиденции — старинном замке Митавы.
Пётр говорил своей племяннице, герцогине Курляндской:
— Я предлагал брату своему Карлу два раза мир со своей стороны — сперва по нужде, а потом из великодушия. Но он в оба раза отказался. Ныне пусть же шведы заключат со мной мир по принуждению, для них постыдный...
И если два года назад русские соглашались на временное владение Лифляндией, то теперь времена изменились, и Брюс и Остерман высказывались лишь за вечное владение ею.
Опять началась тактика проволочек, виляний, попытки избежать поспешного заключения договора, выторговывание уступок. Но Пётр продолжил свои операции на шведской земле, и министры королевы стали уступчивее.
С апреля до августа не знал Пётр ни минуты покоя, он то и дело сообщал своим уполномоченным условия договора, требовал скорейшего заключения мирного трактата. И только 30 августа договор наконец был подписан. Двадцать один год продолжалась эта война и закончилась так, что сам Пётр признавался:
— Никогда ранее Россия такого полезного мира не получала. Правда, долго ждали, но дождались...
По Ништадтскому миру к России отходили Эстляндия, Лифляндия, Ингерманландия, города Выборг и Кексгольм. Всё ближе подходили границы России к Курляндскому герцогству, и теперь Анна знала, что русское оружие будет диктовать свою волю остзейским баронам, не очень-то любившим свою русскую герцогиню.
Она отправилась в Петербург на празднование заключения мира.
Пётр снарядил бригантину для входа в Петербург с победной вестью. Каждую минуту с судна раздавались пушечные залпы, и Анне стоило большого труда не оглохнуть от этого грома.
Она стояла рядом с Петром на палубе бригантины, и Пётр обнимал её за упругие плечи, иногда целовал в смуглую щёку — он готов был целовать и обнимать каждого, кто оказывался рядом с ним. Анна понимала своего батюшку-дядюшку: двадцать один год ждал он этой славной победы, дождался, и радость его была безмерна. Он даже помолодел — спина его распрямилась, глаза горели неистовым огнём, волосы развевались по ветру, а конвульсивные дёрганья лица почти совсем исчезли. Только изредка словно судорога пробегала по его щекам, и они искажались, но радость разглаживала их, и они снова становились такими же свежими, как в далёкие молодые годы.