Мария Кантемир. Проклятие визиря - читать онлайн книгу. Автор: Зинаида Чиркова cтр.№ 56

Ранним июльским утром, когда солнце ещё не позолотило верхушки окрестных холмов, когда на дворе ещё стояла свежая серая муть наступающего дня, словно вихрь ворвался в палаты господарского дома в Яссах, захлопал дверями и дверцами комнат и шкафов, крышками рундуков и укладок, взвинтил до визга голоса невольниц, рабов и самих хозяев дворца.

Вой и плач поднялись в палатах, вынеслись на широкий господарский двор, где спешно увязывались в тюки и тючки лучшие вещи из дома, где высокобортные каруцы ^[21] жадно ждали поклажи и готовы были тронуться в путь хоть сию минуту.

Но надо было ждать — днём нельзя было показаться с большим обозом на дорогах, простреливаемых и окружённых турками — нужно было ждать темноты, а пока отбирать то, что могло пригодиться в дороге, то, что понадобится на новом месте жительства.

И второй раз за свою коротенькую жизнь бросала Мария ключи от всех шкафов, сундуков, укладок и палат, ключи, которые она уже привыкла носить на поясе оттягивающей связкой и приятной тяжестью.

Кассандра растерялась, металась по палатам, не зная, за что приняться, что делать, и лишь Мария, несмотря на свои молодые ещё годы — ей всего-то двенадцатый шёл, — сохраняла не только спокойствие и рассудительность, но и предусмотрительность и распоряжалась так, как распорядился бы сам отец, если бы смог приехать за семьёй.

За семьёй отправил он верный отряд своих и русских драгун, способных в случае чего и выдержать бой с турками, и провести обоз с вещами и детьми по тайным тропкам и не знаемым османами дорогам...

Пятеро малых были на совести Марии, и за всеми она присмотрела, всех так распределила по каруцам и возкам, распорядилась так ловко и умело, что даже гетман Некулче, присланный во главе отряда, лишь покачивал головой, глядя, как смело и умно распоряжается молодая госпожа.

Ничего не забыла Мария: ни лучших своих нарядов, ни целого сборника цветочных посланий, ни даже шахматной доски с турецкими абстрактными фигурами, вырезанными из слоновой кости.

Но это были только её вещи, её бережно хранимые реликвии, а детские вещи двухлетнего Антиоха, штаны и безрукавки пятилетнего Матвея и маленького Сергея, куклы и наряды сестры Смарагды — всё это тоже было в поле её зрения, ничего не забыла, всё приказала уложить и умело упаковать.

Лишь над мебелью и посудой задумалась: надо ли брать, громоздко и неудобно, можно ли будет перевезти.

Пришла к матери, лежавшей в неудобной позе на низкой постели и бездумно глядевшей в потолок, и засомневалась: сможет ли дать ей совет охрипшая от воя и плача Кассандра, сможет ли оторваться от отчаяния и горя и вернуться к простым, обыденным делам? Постояла над матерью, погладила её по сразу поседевшей голове и не стала докучать ей своими заботами...

Странно, думалось ей, почему так страдает и убивается мать, почему у неё нет сил даже на какие-либо распоряжения по дому? Ведь не куда-нибудь поедут они, а в Россию, поближе к царю Петру, и уж он-то позаботится о них...

И сердце её сладко замирало, когда вспоминала она, как расцеловал её царь после игры в шахматы, как ласково называл Дилорам, и она расцветала, когда думала о том, что поедет жить в Петрово царство.

Нет, ни одной минуты не горевала Мария, ни одной минуты не жалела о том, что покинет Молдавию: ещё не успела привыкнуть она к её мягким округлым холмам, к цветущим садам, к зелёному ковру полей — в прошлую осень уже всё пожухло, а ранней весной напала на землю эта отвратительная саранча, после которой оставалась лишь голая земля, — и Мария не успела полюбить свою родину, выстрадать эту любовь и привязанность.

Она всё ещё вспоминала счастливое время Стамбула, его городской шум и певучие зазывы муэдзинов, синюю гладь моря и бескрайность неба, и потому своей родиной считала именно этот турецкий город — там она родилась, там провела первые одиннадцать лет, там привязалась к неспешной и одновременно такой кипучей восточной жизни.

Нет, она не убивалась и не страдала так, как Кассандра, и даже не понимала, почему так плачет мать. Из-за того ли, что отец потерял воеводскую шапку, из-за того ли, что поедет в изгнание, из-за того ли, что ждёт неизвестность, незнакомые люди, чужой язык и чужая страна, чужие обычаи?

Ничего этого ещё не понимала Мария и потому только удивлялась да ещё строго поджимала губы, когда видела горе и отчаяние матери.

И пришлось ей, Марии, заменить мать во всех сборах, самой решать, что брать в дорогу, а что бросить здесь, в господарском дворце, который скоро займёт другой господарь.

Каждую минуту, каждое мгновение ждала Мария, что налетят османы, сомнут драгун, занявших круговую оборону в господарском дворе, и не понадобятся больше ни серебряная посуда, аккуратно уложенная в укладки и сундуки, ни красивые платья, завязанные в узел, ни фамильные драгоценности, упрятанные в самые потайные местечки, и этих каруц не нужно будет больше — сразу и навсегда полягут здесь и драгуны, и они, вся семья Кантемира, мал мала меньше.

И даже о гибели их отец узнает не скоро и не сможет оплакать их головы, отрубленные грубым и безжалостным турецким топором.

Ждала и всё-таки собиралась так, словно не было и тени этой грозной опасности, словно всё было мирно, тихо, спокойно.

Тоненькая двенадцатилетняя девчонка в пышном, уже взрослом платье господарской дочки, княжна, расхаживала по дому и двору хозяйкой, приказывала собрать и уложить вещи, накормить детей, приносила матери нюхательные соли, приподнимала её поседевшую голову и тихо, но властно распоряжалась...

До самой темноты ждала Мария страшной опасности, ждала стрельбы, турецкого завывания «алла!» и, только когда стали сереть голубые тени под деревьями, когда солнечный диск закатился за соседний холм и потух, облегчённо вздохнула и зарыдала вдруг, мгновенно окунувшись в спасительную солёность слёз.

Никто не увидел её слёз и не услышал её рыданий, сжала рот, сжала горло — не могла позволить себе проявить слабость.

С темнотой пришла и спасительная мысль: они доберутся до русского стана, Балтаджи Мехмед-паше не пришла в голову идея захватить семью молдавского господаря и вырезать её. Скрипя несмазанными колёсами, покатились тихонько молдавские каруцы, доверху заполненные наспех собранными вещами, закачался на ремённых рессорах рогожный возок с детьми и Кассандрой, и отряд драгун окружил небольшой обоз.

Надо было доставить обоз с семьёй Кантемира в целости и сохранности.

Сжав зубы, пригрозив детям карой, если хотя бы откроют рот, Мария не отрываясь вглядывалась в ночные тени за крохотным окошком возка.

Чудились верховые за каждым кустом и каждым деревом, чудилось сверкание острых ятаганов на каждом листе, осыпанном серебряными блестками луны, замирало дыхание от неожиданно выступившей тени.

Даже Кассандре, пребывавшей в угнетённо-пассивном состоянии, не могла передать Мария своих страхов и спокойной готовности к топору и смерти, мукам и крови.