Едва замаскированная автобиография - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Делингпоул cтр.№ 60

Более того, ты знаешь, что, сколько бы ты в будущем ни принял таблеток, ни одна из них не даст таких волшебных ощущений, как первая. И это еще одна из мерзких особенностей экстази. Закон убывания плодородия.

Должен сказать, что выход не кажется мне таким ужасным, как все говорят. Может быть, если вечером в субботу класть одну на другую, то в среду действительно будет худо. Но часто следующий после экстази день дает очень приятные ощущения. Чувствуешь себя спокойным, благожелательным, защищенным от действительности.

Есть удивительный побочный эффект — потребность слушать повторяющиеся ритмы. В данное время ее легко удовлетворить, потому что встречаешь их везде — в магазинах, на радио, в детских телепередачах. Но в 1987 году приходилось довольствоваться полицейскими сиренами и пневматическими дрелями.

Теперь перенесемся на полгода вперед и посмотрим, что изменилось.

Сейчас середина 1988 года, и я стою перед клубом «Wag» в Сохо в ожидании впуска на вечеринку «эсид хауз» под названием «Love» — не таким крутым местом, как «Shoom» Дэнни Рэмплинга, где вы просто обязаны были побывать, если увлекались этой музыкой, но мы еще доберемся до него.

На улице слишком холодно для того, во что я одет: пара обтягивающих белых велосипедных трусов с Мадонной в промежности, купленных в «Бой» на Кингз-роуд, и футболка со смайликом, которую я тогда достал с большим трудом, а через несколько месяцев они будут на каждом углу и совершенно устареют. Я взял также большой красный шарф в горошек, который собираюсь надеть вместо шейного платка. Но надену я его, только попав в клуб. Здесь, на улице, я стесняюсь.

Пока я шел от метро к клубу, меня разглядывали встречавшиеся в этот пятничный вечер люди — пожилые, вышедшие в ресторан или в театр, парочки среднего возраста и даже молодежь моего или более юного возраста. Они читали в газетах про таких типов, как я: ужасные истории о новом наркотике designer, который мы все принимаем, и этой музыке «эсид хауз», которую мы слушаем. Никогда еще на меня так не смотрели — будто я представляю собой необычную, новую угрозу для общества. Из-за этого я испытываю некоторое смущение. И ужасное самодовольство. Теперь я понимаю, как чувствовали себя в 1976 году панки со своими английскими булавками и кожаными штанами. Правда, я не чувствую себя участником какой-нибудь революции. Я не хочу изменить мир. Я просто хочу, чтобы все жили так же, как я.

И я старался, в самом деле. Вот так, наверно, было с апостолами после того, как Иисус воскрес из мертвых. Слышишь невероятное известие: Господь вознесся, Он приходил, чтобы искупить ваши грехи. И никому это не интересно, потому что незаметно никаких изменений: та же работа, живешь в том же доме с теми же людьми, секса сколько было, столько и осталось — так в чем же разница? Как знать — может быть, ты лишь проповедуешь очередной странный культ, который сегодня есть, а завтра исчезнет без следа?

Мои соседи так и считают. Они смотрят на этот «эсид хауз», который я так расхваливаю, как на какое-нибудь объявление гражданской войны или лайндэнс: вполне приемлемое занятие для тех, кому оно нравится, но это не то, что всегда будет в моде.

Иногда, правда, находятся люди, которые ко мне прислушиваются. Сегодня я завербовал Молли и ее приятеля Тома, с которым она познакомилась, кажется, в «Таймс», где теперь работает. Да, я так же удивился, как и вы, что она согласилась, но это, видимо, благодаря Тому. Я думал, что возненавижу его, особенно когда узнал, что это опять какой-то чертов итонец — это что, закон в высшем обществе, по которому такие, как Молли, обязательно должны встречаться с итонцами? — но он оказался довольно современным. Слушает правильную музыку, и волосы пострижены как у меня. Так что я не ревную. Просто чувствую отеческое волнение, собираясь познакомить с экстази двух новообращенных.

— Позвольте угостить вас выпивкой, — говорит Том после того, как мы сдаем плащи.

В очереди Молли немного волновалась. Кажется, она не бывала раньше ни в каких клубах, кроме «Annabel’s», но это не в счет. Теперь нас троих распирает это чувство — «слушайте, мы прошли швейцара, мы действительно попали в клуб, и мы отлично проведем время», мы разглядываем лица, суету, танцевальную площадку, которая пока почти пуста, потому что экстази еще ни до кого не дошел.

— Что будем пить?

— «Корону», — говорит Том.

— Мне шприцер, пожалуйста, — говорит Молли.

— Угу. Будешь «Корону», — говорит Том.

Жидкость очень полезна перед приемом экстази, и пусть я становлюсь пуристом, но предварительная сигарета не идет ни в какое сравнение с ледяным пивом и долькой лайма.

— Ладно, и мне то же самое, — говорю я. Мне нужно немного алкоголя, чтобы успокоить нервы. Покоя не будет, пока я не найду «человека» и не добуду несколько таблеток. Я только что глянул и не обнаружил его на обычном месте — в затемненном алькове у левой звуковой колонки.

Для разнообразия поднимаемся на следующий этаж, который меньше по размеру; там больше пьют и болтают, чем на главном. Молли и Том пытаются со мной разговаривать, но я мысленно не с ними, я думаю только о том, как достать наркотик. Время от времени я покидаю их и подхожу к кому-нибудь, хоть отдаленно похожему, и говорю: «Не знаешь, где достать „Е“?» Но слышу лишь ответы типа «извини, приятель, мы пришли со своими», или «нет, приятель, мы здесь впервые», или «да был тут один тип, часа полтора назад, около танцплощадки, с сумкой как у кенгуру».

Эти сумки как у кенгуру — не знаю, как их правильно называть, но в 1987-м их носили все клубные дилеры, почти хвастливо, как полицейские значки, поэтому последняя подсказка бесполезна. Напомню, что это было время до ввода строгих мер против экстази, и дилеры могли тогда продавать таблетки почти в открытую, как бармен — пиво, и проблем с качеством не было, потому что круг потребителей еще слишком мал, атмосфера добропорядочная, и вороватые торговцы, продающие таблетки от глистов у кошек по 15 фунтов за штуку, еще не нахлынули. Но все равно никогда нельзя быть полностью уверенным, что добудешь наркотик. Предложение ограничено. В этом клубе девяносто девять человек из ста так же, как и я, мучаются, что не могут найти таблетки. Что, если они меня опередят? Что, если, боже упаси, все в этом клубе помешались на экстази и тебе придется довольствоваться алкоголем и никотином?

Ну, где же он, где же он, где же он?

Молли и Том начинают волноваться. Каждый раз, возвращаясь из неудачного похода за наркотиками, я пытаюсь уверить их, что все совершенно нормально, что еще слишком рано, что проблем не будет. Но мне всегда плохо удавалось скрывать свои чувства, особенно если дело касается таких важных вещей, как наркотики, и они глядят на меня как маленькие дети, начавшие задумываться над тем, как Дед Мороз протиснется в камин, если дымоход такое узкий, а внизу еще горит огонь, и зачем ты, папа, рассказываешь нам небылицы?

Но вдруг он появляется, как по волшебству. Не помню, как он выглядит, поэтому звоню брату, чтобы уточнить.

— Привет, брат, я пытаюсь уточнить некоторые факты для книги, которую пишу. Ты помнишь, когда впервые попробовал экстази?