Любовь в ритме танго - читать онлайн книгу. Автор: Альмудена Грандес cтр.№ 70

Бабушка тоже начала верить в свое сумасшествие. Ей казалось, что муж обязательно вернется, вот тогда она сможет рассказать, как прожила годы без него. Раньше она не умела молиться, но теперь научилась, раньше она никогда не ходила к обедне, а теперь не пропускала ни одной службы. Мир мог перевернуться, но она продолжала бы делать то же самое. Ей стоило труда решиться купить свечи — они были дорогими, тогда все стоило очень дорого. Бабушка покупала две небольшие свечки и растягивала их на целый месяц — зажигала на полчаса по ночам, когда дети спали. Так она заканчивала ежедневное представление, в котором она играла роль женщины, добровольно отрекшейся от всего, и начинала другое представление — трагедию любви, которой было еще достаточно в ее сердце. Бабушка Соледад с черными волосам, сколотыми парой шпилек, сооружала на кухонном столе некое подобие алтаря с тремя фотографиями дедушки, зажигала свечи и мечтала. Она молитвенно складывала руки и начинала бессловесный разговор с мертвым. «Как мне справиться со всем этим, Хайме?» — спрашивала она и рассказывала мужу обо всем, что происходило в течение дня. «Почему ты меня оставил?» — спрашивала она у него и, наконец он отвечал ей.

«Твой дедушка сотворил чудо после смерти, — сказала мне бабушка Соледад, — совсем, как Сид». Я не поправила ее, не захотела напоминать, что Сид выиграл битву, что чудеса после смерти творят святые, потому что бабушка любила не святого, и я тоже. «Он сотворил чудо», — сказала она, прежде чем рассказать случай, который произошел с другой стороны внутреннего дворика с сеньорой, кроткой и очень сострадательной. Моя бабушка не знала ее, она не знала, кем была эта старуха, которая однажды вечером сильно напугала бабушку. Старая женщина, поняв, что напугала, немедленно представилась: «Я соседка, живу напротив». Она вошла в дом, качая головой, не дожидаясь приглашения.

Эта женщина знала почти все. Она быстро поняла по лицу бабушки, по ее жестам, манере говорить и вести себя желание сохранить собственное достоинство. Бабушка, например, требовала, чтобы дети чистили зубы два раза в день, чтобы сберечь здоровье и жизненные силы. Та женщина сказала моей бабушке, что встречает ее на обедне каждое воскресенье, но не придала бы значения этому, если бы не увидела, как бабушка молится там одна, и поэтому как-то ночью сказала себе: «Я хочу помочь ей. Я хочу помочь именно ей, с ее двумя детьми, и еще одним в животе».

Благодаря соседке, которая поручилась за нее, моя бабушка получила свою первую преподавательскую должность в начальной школе, финансировавшейся церковью, похожей на ту, в которой учился в детстве ее муж. Каждый день она поднимала во дворике флаг и опускала его очень поздно, распевая во весь голос Сага al sol, или шла гулять после обеда, пока не доходила до Чамбери. Но я пропустила мимо ушей эти подробности. Наверное, бабушка расслышала в моем голосе легкое нетерпение, когда я спросила ее, как так получилось, что она пошла преподавать в начальных классах, оставляя на руках чужих женщин своих собственных детей, тем более она вообще не любила детей.

— Но я вовсе не вела занятия, — ласково сказала мне бабушка, не желая замечать мой невысказанный упрек.

— Тогда, чем ты занималась?

— Я писала докторскую диссертацию «Реконкиста: вопрос пополнения населения». Я начала ее писать, после того как закончила учиться. И я не занималась ничем другим, пока не разразилась война, я много времени проводила в Национальной библиотеке, бывала там больше, чем дома.

— И ты ее опубликовала?

— Нет, лишь отрывками. В 1936 году она была практически закончена, мне оставалось отредактировать главу с выводами и проверить пару дат, но в тот момент я бросила ее и больше не перечитывала. Я вернулась к ней тридцать лет спустя.

Я ждала выхода на пенсию, чтобы вернуться к работе над текстом. Я наивно верила в эту возможность, не подозревая, что кому-нибудь еще могло прийти в голову опередить меня и написать книгу по этой же теме. Хотя Реконкиста — предмет деликатный, во время франкизма при разговоре о ней приходилось замолкать, конечно, хотя сам франкизм, ссылаясь на Реконкисту, оправдывал гражданскую войну, но я все же продолжала верить, что никто не решится писать об этом… Но нет. В 1965 году я увидела в одном журнале рецензию книги, которая называлась примерно так: «Вопрос о пополнении населения во время Реконкисты». Это была докторская диссертация двух бородатых ребят, очень ловких и симпатичных, которым недоставало фактов, по которым я консультировалась во многих церковных архивах и других источниках, и которые они упустили, так что я им позвонила. Я позвонила этим двоим, чтобы добавить в их исследование свой материал, потому что не забыла свою работу за столько лет. Мы с ними увиделись, они очень хорошо приняли меня, хотя я их сильно обманывала. Я никогда не была коммунисткой, а они были… Впрочем, месть без выгоды — самая удачная месть, это я знаю. В любом случае, мы работали вместе много месяцев, и во второй редакции их книги мое имя стояло на обложке. Оно было указано не с именами авторов, а маленькими буквами, под их фамилиями, там было написано «в сотрудничестве с преподавателем Соледад Маркес». У меня в жизни было много иллюзий, иногда я очень хотела сесть в поезд и уехать куда глаза глядят, чтобы больше никого не видеть.

— Тебе не слишком везло. Верно, бабушка?

Она нахмурила лоб, как будто ей было трудно придумать простой ответ на этот вопрос, она сомневалась каждый раз перед тем, как ответить мне. Меня удивлял и поражал в то же время поток сведений, которые вливались в мои уши. Я не понимала настоящей силы моей бабушки, неистощимой силой ее тела, худого и истощенного. Она была очень молода духом.

— Ну… Я не знаю, что тебе сказать. С точки зрения истории нет, мне не повезло, потому что я потеряла все. Я потеряла мою семью, потеряла работу, потеряла дом, друзей, вещи. Вещи очень важные, маленькие вещички, подарки, любимые платья, памятные пустячки, привезенные из поездок, или подаренные мне на праздники… Это такая малость, это невероятно, но если смотреть с другой стороны, то это подобно потере памяти, уничтожению собственной личности, как тогда, когда ты перестаешь быть собой, чтобы стать кем-то другим. Я проиграла войну. Ты не знаешь, что это такое, никто не знает… Из-за войны я потеряла город, в котором родилась, страну, в которой жила, время, в котором воспитывалась, мир, к которому принадлежала. Я потеряла все, и, когда огляделась вокруг себя, ничто не было моим, я ничего не могла узнать, я чувствовала себя сбитым с толку солдатом. Понимаешь? Когда я говорю, что не была со своими, это значит, что я перестала видеть, куда иду, я оказалась в незнакомом мире, много лет я жила среди чужих. Я потеряла мужа, я бы хотела умереть вместе с ним, это вовсе не красивая фраза. Я клянусь его памятью, которая единственная свята для меня, я клянусь тебе, моей внучке, что предпочла бы умереть, а не пережить его. Мне было только тридцать лет, но, если бы мне было позволено, я бы умерла вместе с ним, но я жива. Я жила без желания жить много лет, я каждое утро поднималась с постели и возвращалась в нее, ничего не ожидая, зная, что она пуста. Я могла только работать, есть, вести хозяйство и спать, всегда одно и то же, до самой смерти… Теперь, когда я состарилась, я понимаю, что не могла бы променять свою жизнь ни на чью другую.