Любовь в ритме танго - читать онлайн книгу. Автор: Альмудена Грандес cтр.№ 131

— Венерической? — спросила я очень тихо.

— Да, венерической. Не смотри ты на меня так, ведь жизнь, которую он вел, в том месте и в то время, не была жизнью святого, много чего можно было подхватить. Половина испанцев в Америке умирала от этого самого, ты понимаешь…

— От чего? От сифилиса?

— Да, но с ним было хуже. Если бы у него был сифилис, никто бы не удивился, потому что тогда болеть сифилисом было, как теперь гриппом. Мой отец пытался установить, что же это было, но ему не удалось, потому что большинство тех инфекций исчезли раньше, чем могли быть серьезно изучены, а ученым той эпохи не приходится сильно верить. Один эпидемиолог, с которым отец довольно долго переписывался, полагал, что это заболевание вызвано личинками насекомых, которые расплодились у Родриго под кожей, но это не более чем предположение, ничего достоверного. Достоверно лишь то, что он сильно страдал, мучился от нестерпимых болей день и ночь. У него был сильный жар, живот опух, член покрылся странными опухолями, словно от укусов, которые однажды ночью полопались и превратились в миллионы белых пузырьков, мягких и вонючих. Мгновение спустя он умер, а индейцы говорили, что это были черви, но точно ли это было так, я не знаю. Это была какая-то странная болезнь, в любом случае теперь это стало историей — проклятие Рамоны: гниющая кровь и все остальное. Жена Родриго стала известна во всем Перу, она приобрела славу колдуньи, и люди старались остерегаться ее, крестились, когда встречались с ней на улице. Ее дочь, бедная девочка, сама очень сильно боялась силы собственной матери, в пятьдесят лет она покинула мир, чтобы уйти в монастырь, а когда стала монахиней, то взяла имя Магдалена, желая показать, что собирается искупить все грехи отца. Отсюда идет история нашего с тобой имени. Она сделала карьеру в церкви, мне кажется, она стала аббатисой, и желания проклинать ее ни у кого быть не могло. Так что все дурное должен был унаследовать ее старший брат, который стал бродягой и не походил на отца-двоеженца, хотя кое-что общее у них было: он тоже был игроком, лжецом, пьяницей… Брат убил нескольких человек, среди которых был муж одной из его любовниц. Кроме того, он давал деньги взаймы под проценты, но при этом никогда не сидел в тюрьме, а умер в своей постели от старости (ему было больше восьмидесяти лет). Он спорил с небесами полдюжины раз и приобрел славу своей матери, от которой эта слава перешла к матерям его дюжины детей, хотя, может быть, Рамона не была колдуньей, и не было никакого проклятия.

Магда странно смотрела на меня, мне даже показалось, что она меня боится, но в то же время я увидела в ее глазах ироническую усмешку. Таким же взглядом она смотрела на меня, когда я была испуганным ребенком, когда я чувствовала, что должна довериться ей, а она не хотела заставлять меня говорить с нею. Но почему она теперь так на меня смотрела, я не знала, потому и удивилась. Я очень доверяла Магде, но мы принадлежали к разным поколениям, она и ее ровесники умели лишь отрицать, ни во что не хотели верить, поэтому и она не верила, но я чувствовала, как она нуждалась в вере в то проклятие, в его неотвратимость, потому что уважала и жалела моего деда.

— Где портрет Рамоны, Магда? — спросила я через секунду тоном преувеличенно простодушным. — Мне кажется, я никогда его не видела.

— Конечно, ты его видела, когда была маленькой, ты должна была его видеть, он был в доме на Мартинес Кампос, на лестнице. Квадратная картина, не слишком большая, она на нем в черном, с прозрачной вуалью на лице… Не помнишь? — Я покачала головой. — Тогда ты его никогда больше не увидишь. Однажды вечером отец уничтожил портрет, растоптал и разорвал на кусочки. Он сжег остатки в камине гостиной, дом наполнился тошнотворным запахом, как будто запахом смерти. Так пахло больше недели.

— А почему он это сделал?

Наконец ее глаза встретились с моими. Магда посмотрела на меня исподлобья, потом пожала плечами. Она заговорила так тихо, что я с трудом разбирала ее слова.

— В тот день я сообщила ему, что хочу стать монахиней.

— А почему ты поступила так, Магда?

Я не придавала этому вопросу какого-то особого значения, в течение многих лет я гадала, почему она так сделала, но всегда боялась ее об этом спрашивать. Магда же отреагировала на этот вопрос как на неожиданный удар и словно захотела защититься: скрестила ноги и вытянула руки, сжала кулаки, словно собиралась отбиваться от тайного врага, а потом отрицательно покачала головой.

— Мне бы не хотелось рассказывать тебе об этом, — сказала она наконец. — Из всех глупостей, которые я натворила, это единственная, в которой я действительно хотела бы покаяться, единственная, за всю мою жизнь.

— Но, я не знаю, почему, — запротестовала я скорее удивленная, чем разочарованная силой ее протеста, — если тебя заставили они, ты не…

— Они? — перебила она и как-то робко взглянула на меня. — Кто — они?

— Твоя семья, разве нет? Твоя мать, моя мать, я не знаю, я всегда думала, что тебя заставили.

— Меня? — ее губы искривились в саркастической улыбке. — Подумай немного, Малена. В этом доме никому не хватило бы сил заставить меня что-то делать, с тех пор как мне исполнилось десять лет, — она сделала паузу, немного расслабившись. — Нет, меня никто не заставлял. Я сделала это по собственному желанию, и это то, в чем я сегодня раскаиваюсь.

— Но почему, Магда? Я не понимаю.

— Я была приперта к стенке, загнана в угол и искала выход, путь, который бы увел меня отсюда очень далеко, я хотела, чтобы обо мне все забыли. Я могла выбрать другое средство, но искушение было невероятно сильным, и я не устояла бы. Я выбрала для себя платоническую любовь, понимаешь? Ласки во сне ночь за ночью в течение нескольких лет, ты строишь планы, думаешь, желаешь, просыпаешься по утрам с мыслью о любви, идешь по улице, обдумывая день грядущий, а потом… Потом в какой-то момент тебе предоставляется возможность. Ты используешь ее, ты готова раз и навсегда отречься от прежней жизни, превратить ее в ничто, в пыль…

В этот момент я услышала звук мотора машины без выхлопной трубы, до сих пор я не замечала его, я слышала только далекое и глухое рычание, а когда подняла голову и посмотрела на тропинку, то безошибочно различила в воздухе коричневое облако.

— Смотри, как здорово! — сказал вдруг Магда, поднимаясь, чтобы пойти навстречу гостю. — Куро, как всегда, появился именно в тот момент, когда надо было меня спасти.

* * *

Куро был высоким и подтянутым и выглядел моложе меня. Тело у него было стройным и сильным, а загорелая бронзовая кожа придавала ему вид несколько мрачный и печальный, хотя у каждого, кто наблюдал за ним, должно было сложиться впечатление, что он немало поработал над своим внешним видом. Я решила, что он, возможно, рыбак, и не угадала, хотя была близка к истине. Он уже много лет работал на складе, теперь у него был бар у спортивного причала в деревне — маленькое местечко с широкой террасой, которая летом была полна людьми, а зимой годилась для того, чтобы побыть наедине с собой. Магда представила мне его как своего друга, и вначале я не догадалась, что между ними было что-то большее. Пока я раздумывала о внешности Магды и о том, как она дотрагивается до Куро, снова появился художник, поднял вверх руку с тем самым полотном и углем, зажатым между пальцами.