Ненависть - читать онлайн книгу. Автор: Джулия Баксбаум cтр.№ 12

Перед тем как уйти из кабинета, я отправляю Кариссе по электронной почте письмо с вложенным документом, проставив время доставки адресату на 4:30 утра. Поделом ей, нечего было хвастаться тем, что она спит со своим «блэкбери» под подушкой. Громкий сигнал о приходе письма заставит ее истекать слюной, как собаку Павлова.

Сейчас, по крайней мере, мы начали следующий гейм. Пятнадцать — ноль, дорогая.

— Все, после Дня труда я ношу белое. Мне уже все равно. Можешь арестовать меня за это, — говорит Джесс вечером в пятницу и, приветствуя меня, протягивает руки вперед, как бы предлагая надеть ей наручники. Она входит в мою квартиру гарцующей походкой; на ней белый топ на бретельках, облегающие белые брюки, на шее — желтая лента. Наряд, который во всей Америке могут себе позволить человека три, не больше. Причем Джесс — одна из них. — Как бы там ни было, «Вог» утверждает, что сейчас это принято повсеместно.

— С каких это пор ты читаешь «Вог»?

— Я и не читаю. Я все выдумала, — говорит она. — А ты мне поверила?

— Нет, — отвечаю я и улыбаюсь. Джесс никогда бы не взяла в руки «Вог». Ей бы и в голову не пришло смотреть на картинки в журнале, чтобы следовать моде. С другой стороны, я тоже смешиваю все стили в одежде.

— Ладно, юная леди. Дай-ка я на тебя взгляну. — Джесс подтаскивает меня к большому зеркалу. Она хватает косметичку и начинает разрисовывать мое лицо, добавляя многое к тому «чуть-чуть», что нанесла я. Поскольку мы проделываем с ней эту процедуру годами, Джесс теперь уже знает мои рамки, — какие краски я считаю чересчур яркими, какой интенсивности макияж заставляет меня чувствовать себя вульгарной, а не привлекательной, — и за эти пределы не выходит.

Мы разработали систему разделения труда. Она — мой персональный стилист и декоратор интерьера. Я — ее бухгалтер по налогам.

Джесс достает из своей сумочки тонкую кисточку и точками наносит мне на веки блестки. Это мгновенно освежает мое усталое лицо. Уже перед самым уходом мы стоим с ней рядышком перед зеркалом и наслаждаемся тем, что внешне являемся полными противоположностями. Она высокая и очень стройная, с острыми локтями и коленями. Мои формы более пышные и плавные; кости уютно спрятаны под мягкой плотью. У нее светлые, почти белые волосы, тонкие и весьма неровные: видно, что она сама себя стрижет. Мои волосы настолько темные, что при печати фотографий на принтере в этом месте стекает краска; к тому же они длинные и волнистые. Когда мы вдвоем входим в бар, мужчины сразу же оборачиваются, чтобы получше рассмотреть ее. Меня обычно в толпе не выделяют. Меня замечают случайно, а признают со временем. Я не возражаю. Мужчины, которые интересуются такими женщинами, как Джесс, не интересуются мной, и наоборот. Каковы бы ни были их цели и желания.

Собираясь, мы пропустили по паре бокалов недорогого красного вина, так что, когда мы выходим на улицу, мне уже легче. Джесс берет меня под локоть, и мы, раскачиваясь на своих шпильках, отправляемся в центр. На мгновение кажется, что мы снова в колледже, смешливые и полные оптимизма. Такой вот спектакль, причем не важно, собирается ли его кто-нибудь смотреть.

— Ты говорила с Эндрю? — спрашивает она, и моя легкость тут же улетучивается.

— Нет. Он определенно не хочет мне звонить. — Я пожимаю плечами, вроде как я тут ничего поделать не могу. Как будто мой мыльный пузырь только что не лопнул под ударом ее каблука.

— Может быть, тебе нужно позвонить ему самой.

— Нет. Что я ему скажу?

— Не знаю. Ты ведь скучаешь по нему?

— Не знаю. Я всю последнюю неделю была слишком занята на работе, чтобы даже думать об этом.

— Зачем ты продолжаешь делать с собой все это? — Она останавливается на тротуаре, чтобы повернуться и посмотреть мне в глаза.

— Делать — что?

— Ты сама свой злейший враг. Похоже, ты получаешь удовольствие, разбивая собственное сердце. — Она качает мне головой, как абсолютно безнадежной, как старику, рассказавшему грязный анекдот.

— Это неправда, — говорю я. — Там все было неправильно, Джесс. Я не могу выйти за него. Просто не могу. — Моя нижняя губа начинает предательски дрожать. Я судорожно впиваюсь ногтями в свои ладони, и слезы отступают.

— О Эмили, — говорит она, обнимая меня. Мое имя звучит как фальшивая нота, а когда я упираюсь лицом ей в ключицу, мне становится обидно, что она такая высокая.

— Как же получается, что ты — самый веселый человек, которого я знаю, и одновременно самый несчастливый? Ты сама от этого не устаешь? — спрашивает она.

Я не знаю, что ей ответить, поэтому молчу. Я хочу сгладить все шуткой, может быть, сравнить себя с неутомимым кроликом из рекламы батареек «Энерджайзер», но это бы только подтвердило ее правоту. Поэтому оставшуюся часть пути мы не разговариваем. Я все время думаю о том, что нужно было мне остаться дома и взять напрокат DVD-диски. Возможно, помастурбировать под телевизионную версию «Гордости и предубеждения». Она длится более шести часов.

Меня бы это не так утомило, как то, что происходит сейчас.

В баре полно студентов колледжа, есть и несколько выпускников, причем совсем недавних. На женщинах детские футболки с соответствующими рисунками — Микки-Маус, Супермен, Смерфс, — открывающие их животы с кольцами пирсинга. Еще они носят короткие подрезанные джинсовые юбки с распущенными краями. На мужчинах приталенные черные рубашки; две верхние пуговицы расстегнуты. Воздух пропитан запахом геля для волос.

— Интересно, здесь всем по двенадцать лет или только мне? — спрашивает Джесс, и я удивляюсь тому, что она это заметила.

— Может, взять безалкогольный коктейль, просто чтобы адаптироваться к обстановке?

Она бочком пробирается к бару и заказывает нам по водке с тоником, которую мы выпиваем за тридцать секунд.

— Текила? — спрашивает она.

После трех рюмочек бар выглядит уже совершенно по-другому. «Мне не хватает этого, — думаю я. — Никогда не знаешь, где встретишь того, кто может изменить твою жизнь». Нью-Йорк, с его бешеным ритмом и разнообразием возможностей, может стать опасным местом для людей с чрезмерно богатым воображением; любой, кого ты видишь, является гипотетическим маршрутом в разные варианты будущего. Парень в зеленых кроссовках «пума», разыскивающий в супермаркете яйца, произведенные без жестокого обращения с животными; мужчина в костюме и галстуке, который гладит тебя по спине, когда вагон метро кренится вперед; еще один парень на Стрэнде, с короткими бачками и небритый, читающий «Верующего». Это и образцы всех стилей жизни, и потенциальные способы возрождения, как будто ты снова и снова поступаешь на первый курс колледжа.

Но, бросив взгляд на мужчин, собравшихся у бара небольшими компаниями, я начинаю думать по-другому. Все они похожи на маленьких мальчиков с непослушными волосами и чистыми глазами. Я чувствую себя одетой слишком нарядно и не на своем месте. Что я здесь делаю?