Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Цветков cтр.№ 94

Роман Ростиславич безропотно повиновался приказу и уехал в Смоленск. Киевский стол, согласно воле Андрея, отошел к его брату Михаилу Юрьевичу (из чего следует, что они к тому времени помирились). Но тот после отъезда Романа остался сидеть в своем Торческе, а в Киев послал своего младшего брата Всеволода и племянника Ярополка, по-видимому опасаясь остальных Ростиславичей, отказавшихся подчиниться Боголюбскому. Киевский летописец сообщает, что Давыд, Мстислав и приехавший из Новгорода Рюрик попытались добиться от Андрея отмены его несправедливого распоряжения, грозя в противном случае войной. «Брате, – гласило их послание, – в правду тя нарекли есмы отцем собе и крест есмы целовали к тобе и стоим в крестьном целованьи, хотяче добра тобе. А се ныне брата нашего Романа вывел еси ис Кыева, а нам путь кажеши из Руськой земли без нашей вины, да за всими Бог и сила крестьная». Андрей даже не удостоил их ответом.

Тогда Ростиславичи в ночь на 24 марта 1173 г. ворвались в Киев, захватили обоих молодых князей и провозгласили киевским князем Рюрика. Затем они осадили Михаила в Торческе. Продержавшись шесть дней, Юрьевич на седьмой день сложил оружие, отказался от киевского княжения и пообещал быть заодно с Ростиславичами. Те взамен посулили добыть ему Переяславль, находившийся в руках Глебова сына Владимира, и отпустили Всеволода; Ярополка еще некоторое время удерживали в заложниках, но потом освободили и его.

Все случившееся сильно обрадовало черниговских Ольговичей, которые надеялись при помощи Андрея ослабить влияние Ростиславичей в Южной Руси. Святослав Всеволодович, и сам помышлявший о киевском столе, послал к великому князю сказать от имени всей черниговской «братьи»: «Кто тобе ворог, тот и нам, а се мы с тобою готовы». Получив такие заверения, Андрей, по словам киевского летописца, исполнился высокоумья и гордости, разжегся гневом и послал своего мечника Михна сказать Ростиславичам: «[Коли вы] не ходите в моей воли, ты же, Рюриче, поиди в Смоленск к брату во свою отчину»; а Давыдови рци: «а ты поиди в Берладь, а в Руськой земле не велю ти быти»; а Мьстиславу молви: «в тобе стоить все [ты всему зачинщик], а не велю ти в Руской земле быти». Больше всех речи Андреева посла рассердили Мстислава Ростиславича, который, по замечанию летописца, смолоду не боялся никого, кроме Бога. Он велел в своем присутствии остричь Михну голову и бороду и отослал его назад с такими словами: «Иде же ко князю и рци ему: «Мы тя до сих мест акы отца имели по любви, аже еси [но если] с сякыми речьми прислал, не акы к князю, но акы к подручнику и просту человеку, а что умыслил еси, а тое деи [то и делай], а Бог за всем [Бог всему судья]». Как видим, Ростиславичи отлично поняли суть новых политических отношений в княжеской среде, которые пытался установить Андрей: отныне великий князь желал разговаривать со своей младшей «братьей» не как «отец» с «детьми», но как господин с подданными. И это его намерение вызвало сильнейший протест.

Прилюдное покушение на бороду свободного «мужа» считалось на Руси тягчайшим уголовным преступлением (см. с. 65); в данном же случае глумление Мстислава над Андреевым послом было равнозначно оскорблению самого великого князя. Желаемый эффект был достигнут: увидев перед собой остриженного Михна, Андрей аж осунулся в лице («образ лица его попуснел»). Тотчас были объявлены военные сборы. Под стяги Андрея собрались ростовцы, суздальцы, владимирцы, переяславцы (из Переяславля-Залесского), белозерцы, новгородцы, муромцы и рязанцы. Андрей счел их, и вышло будто бы, что рать его состоит из 50 000 воинов – явно завышенная цифра, рожденная воображением летописцев для того, чтобы подчеркнуть немощность «плотской силы и множества вой» перед всемогуществом Всевышнего, который, по общему мнению современников, на этот раз был не на стороне Боголюбского. Во главе этого воинства Андрей поставил своего сына Юрия⁵⁹⁹ и бессменного Бориса Жидиславича, наказав им изгнать Рюрика и Давыда «из отчины своей», а Мстислава Ростиславича схватить и привести во Владимир на расправу. Умен был князь Андрей и доблестен во всех делах, замечает по этому поводу киевский летописец, но погубил «смысл» (разум) свой невоздержанием, в гневе такие «слова похвальна испусти», забыв, что глаголет апостол Павел: гордым Бог противится, а смиренным дает благодать.

Юрий Андреевич сначала повел войско в Смоленскую землю, где по его требованию Роман Ростиславич принужден был отрядить смоленские полки на войну против родных братьев.

В то же время из западных областей к Андрееву сыну пришли дружины князей полоцких, туровских, пинских, городненских. Но и это была еще не вся сила, с которой предстояло сразиться Ростиславичам. По мере продвижения на юг огромная союзная рать только возрастала в числе: в Черниговской земле она вобрала в себя полки Святослава Всеволодовича и других Ольговичей, а при вступлении в Киевскую землю на сторону Юрия перешли его братья, Михаил и Всеволод, племянник – переяславский князь Владимир Глебович, берендеи и все «поганое» Поросье. Всего по приказу Андрея против Ростиславичей ополчилось свыше двадцати князей – вдвое больше, чем против Мстислава Изяславича в 1169 г.

Ростиславичи оставили Киев и разъехались по своим городам: Рюрик затворился в Белгороде, Мстислав со своей и Давыдовой дружиной встал в Вышгороде, а сам Давыд поехал просить помощи у галицкого князя Ярослава Владимировича. По всем правилам военного искусства Ростиславичи совершили непростительный промах, распылив свои силы перед лицом более многочисленного врага. Но оказалось, что правила эти не для них писаны.

Святослав Всеволодович, как старейший между князьями, войдя в Киев, принял командование союзным войском. На Рождество 1174 г. он выступил в поход на Вышгород, послав вперед себя Всеволода Юрьевича и других молодших князей. Мстислав Ростиславич выехал из города навстречу передовым полкам неприятеля. Беспорядочный, хотя и ожесточенный бой не принес победы ни одной из сторон. На другой день, с подходом главных сил союзников, началась осада Вышгорода. Приступы делались ежедневно, дружина Мстислава таяла на глазах, но сдаваться не помышляла. Так продолжалось девять недель, когда рядом с Киевом вдруг появилось новое действующее лицо этой драмы – луцкий князь Ярослав, брат Мстислава Изяславича, пришедший со всей Волынскою землей искать себе старшинства. Он был готов принять сторону кого угодно, лишь бы получить киевский стол, и поначалу завел переговоры с сильнейшим – предводителем союзной рати Святославом Всеволодовичем. Тот, однако, не согласился уступить ему старшинство, и тогда Ярослав соединился в Белгороде с Рюриком Ростиславичем. Одна весть об этом вмиг изменила ход военной кампании. В лагере Святослава Всеволодовича воцарилось страшное смятение, паникеры кричали, что и галицкая рать уже не за горами. Страх превратил разношерстное воинство осаждавших в неуправляемую толпу. Погибать за то, чтобы Андрей и дальше мог назначать в Киев своих ставленников, никто не хотел. В ту же ночь, не дожидаясь рассвета, все бросились переправляться через Днепр; на тонувших не обращали никакого внимания, каждый спасал только свою жизнь. Мстислав с дружиной, выйдя из города, захватил брошенный в неприятельском стане «товар» и переловил на берегу множество пленников. За эту победу Мстислав Ростиславич удостоился от современников прозвища Храбрый.