Пара кварталов оказалась дорогой к зданию Victory Records. Я сама попросила меня туда отвезти, потому что больше некуда было. Друзей у меня в Лос-Анджелесе нет, Калеб на интервью для какого-то журнала… Не с Шейном ведь ошиваться… Кто его знает, куда он вообще намылился. Может, опять по бабам.
– Значит, так и не скажешь, что у тебя за дела? – без особого интереса поинтересовалась я, глядя на проплывающие за окном такси пейзажи утопающего в солнце Лос-Анджелеса.
– С каких пор тебе есть дело до моих дел? – ответил Шейн тем же тоном. А затем натянуто улыбнулся: – Может быть, когда-нибудь и возьму тебя с собой.
– Групповой секс не практикую.
Шейн рассмеялся. И так искренне… С ума сойти. Наверное, постирал маску недоумка и повесил сушиться.
– Поцелуешь своего парня на прощание? – Шейн приблизился ко мне, когда такси уже подъезжало к Victory Records.
Я с усмешкой фыркнула:
– Спрячь свою томную улыбочку, Бенсон, не прокатит.
– Правда, что ли? – Ещё ближе.
Вот откуда у людей берётся такая уверенность в собственном превосходстве?..
Но в данной ситуации я больше опасаюсь себя, чем Шейна! Потому что его губы слишком близко и слишком к себе притягивают.
– Здесь нет камер, Бенсон! – Отодвинулась дальше. – Можешь не притворяться.
Откашлялась и отвернулась к окну.
– Ты боишься. – Тихий, но уверенный голос Шейна.
– Нет, не боюсь.
– Боишься.
Хмурясь, резко повернулась к нему и злобно сощурилась:
– Я не боюсь тебя, Бенсон. С какой стати?
Шейн приблизился. А я уже практически вдавила себя в дверь.
– Ты боишься себя, Тейт, – пожал плечами, как будто ничего проще не бывает. – Но однажды ты сдашься.
– Ошибаешься, – ответила уверенно, хотя абсолютно так себя не чувствовала.
Такси остановилось возле соседнего здания, где репортёров не было. Водитель неловко откашлялся.
– Я бы с тобой поспорил, – мягко улыбнулся Шейн, не сводя с меня глаз, – но баллов мне это не прибавит.
– Тебе уже ничто их не прибавит, так что можешь расслабиться и дальше играть в придурка.
Шейн оказался ещё ближе. Я окончательно вдавилась в дверь. Кончик его носа коснулся моего. Губы растянулись в улыбке и спустя секунду оказались возле моего уха.
Я задержала дыхание, потому что не хотела дышать им.
– Если бы я таким не был, Тейт… – прошептал Шейн, – ты бы не хотела меня так сильно.
Рука нащупала ручку, я практически вывалилась из такси и наконец глубоко вздохнула.
Шейн, изображая милашку, растянул губы в нелепой улыбочке и помахал мне рукой на прощание:
– Люблю тебя, дорогая! Увидимся вечером! Я заберу детей из школы!
Показала ему средний палец и ушла не оборачиваясь.
Глава 16
Время неслось неумолимо. Часы превращались в минуты, минуты в секунды. До дебюта осталась всего пара дней, после чего меня полноправно можно будет назвать рок-певицей.
Безжалостное расписание превращало тело в бездушную машину, а моральный дух – в раба директора Сока. Уроки вокала, физические нагрузки, бесконечные репетиции моей песни, запись в студии, интервью для музыкального журнала, уроки корейского, различные тренинги для того, чтобы больше не упасть в грязь лицом перед толпой фанатов и вспышками фотокамер. И это лишь то, что относится к моим индивидуальным занятиям, а ведь есть ещё куча мероприятий, на которых я должна появляться вместе с FB. Вместе с Шейном. В роли его девушки.
Мышцы горели и стонали, кости болели, моральное состояние напоминало дряхлую дырявую мочалку, несколько раз меня даже вырвало. Прямо в репетиционной студии.
Надо продержаться ещё немного. После дебюта станет легче – так все заверяют. Может, и станет… Может, и нет. Выбора в ближайшие три года у меня всё равно не остаётся.
Даже радиоэфир оказался не так прост, как я думала поначалу. А всё благодаря каверзным вопросам, которыми нас с Шейном засыпали ведущие. Менеджер Кан хоть и велел выучить назубок фальшивую историю о нашей с Шейном любви, но выучить – это одно, а повторить её вслух… Впрочем, здесь надо отдать должное Шейну и его актёрскому мастерству. Тот за словами в карман не лез и весьма достоверно отвечал на любые вопросы касательного того, какая была наша первая встреча, когда мы поняли, что нравимся друг другу, когда впервые поцеловались и прочее, и прочее, и прочее… С каждым новым мероприятием слушать эту чушь становилось всё более невыносимо.
Потому что на самом деле всё было совершенно не так! Не было никакой внезапно вспыхнувшей любви, не было никаких цветов, и признаний не было! Был аэропорт, падение и лютая ненависть, зародившаяся в ту же секунду.
Но Шейну, кажется, нравилась новая история. Он с таким энтузиазмом каждый раз пересказывал её, да ещё с такой нежностью глядя на меня… Клянусь, сотрите мне память и расскажите всё это ещё раз, и я разрыдаюсь от счастья. Надо же, как мне повезло с мужчиной!
В то время когда мой настоящий мужчина был чёрт знает где и чёрт знает на каких съёмках участвовал. Ему предложили сняться в видеоролике для рекламы какого-то автомобиля. Больше не знаю. И неважно, что решил Калеб. Директор Сок дал «добро», значит, надо лететь в Сан-Франциско и сниматься.
Я уже несколько дней не видела Калеба и почти всё время проводила со своим фальшивым парнем, который не упускал ни единой возможности, работая на камеру, чтобы притянуть меня к себе, взять за руку или обнять. Хорошо хоть с поцелуями не лезет. Пока не лезет. Правда, в шею однажды поцеловал. Чуть не убила его после этого.
Шейн и впрямь вошёл в роль! Даже Сок теперь его хвалит, говорит, за ум взялся и что с такими темпами, возможно, мы и настоящей парой станем!
Ага! Ещё чего прикажете?
Этому никогда не бывать. И дело не в том, что теперь я с Калебом. Шейн непостоянен, у него в голове ветер, а всё, что ему нужно от девушек, – это секс. Я его запретный плод, а запретный плод, как известно, сладок. Ведь что бы между нами ни происходило, Шейн никогда не говорил о чувствах… Только желание, страсть… Такое «божество», как он, вообще понятия не имеет, что такое чувства!
Калеб часто звонил мне, и мы разговаривали всё свободное его и моё время, но обычно дольше десяти минут это не длилось. И как всегда, он говорил много приятных вещей, таких… что даже самая засохшая, ни во что не верящая и потерявшая вкус к жизни скряга расцветёт и запахнет самыми изысканными цветочными ароматами. В этом весь Калеб, он как никто умеет заставить девушку почувствовать себя особенной. Нет – самой особенной, самой неповторимой и самой желанной. И в его словах даже нет приторности и излишнего романтизма. Калеб был способен зацепить всего двумя словами, и каждый раз я прощалась с ним, находясь в идеальнейшем настроении. Он словно исцелял меня от непосильного труда, как физического, так и морального. А потом заявлялся Шейн и всё портил.